- Я-а-а, - слова застряли в горле.
- И правильно. Она по тебе скучает. Заходи, Стёпка, заходи. А я пойду дальше травить. Потому что или мы их - или они нас, - она говорила и говорила, шла себе дальше, тут же потеряв интерес к бывшему мужу. Бубнила под нос, иногда наклонялась низко к земле и порой пшикала из пульверизатора по пробивающимся из-под земли росткам.
А Степан сделал шаг, сделал второй - и сорвался в бег. Прочь, прочь отсюда! Туда, где - может быть! - возможна надежда на спасение.
* * *
Длинные тени говорили о том, что скоро солнце спрячется за горизонтом. Но Степан был уже на месте. Если бы его спросили, то он вряд ли сумел бы внятно объяснить, как здесь очутился. Бежал, ехал, снова бежал.
В голове был кавардак, мысли путались, но постоянно пробивалась фраза, которую он слышал от того мужика в ток-шоу: "Говорят вот, что дендры могут предугадывать будущее". А что было ему показано, как ни будущее? Они втроём, как прежде - семья, вместе. И счастливы. Значит, всё-таки есть вакцина от дендрирования! Она у того парня, конечно у него! И он где-то здесь. Где-то у пруда.
- Где ты? - не скрываясь, крикнул Степан. - Где?
Нет, не было шагов, не хрустел под ногами гравий и не шуршала трава, но парень стоял уже за спиной.
- Ты главный? - спросил он у Степана. - Она сказала, что приведёт ко мне самого главного! Я должен сказать ему...
- Вакцина у тебя? - Степан не слышал, не понимал, что у него спрашивают. Он думал, что не зря ему показали пруд - и оказалось, что не зря. Он думал, что не просто так показали ему парня - и вот он, перед глазами. Нимба не видать, правда. И если всё, что представлял себе Степан, сбывается, то значит, у этого парня должна быть вакцина! Обязана быть!
- Ты не главный! - с сожалением констатировал парень. - А мне нужен главный!
- Дай! Мне! Вакцину! - Степан вцепился в парня, встряхнул его. Он не понимал, почему задержка, в чём. Ведь всё шло как по маслу. Осталась малость! Почему его не слышат?!
- Я! Должен! Найти! Главного! - парень тоже вцепился в Степана - Сообщить! Ему! Информацию!
Они кружили по поляне у пруда, тряся друг друга, словно в преддверие драки. Но драки не последовало.
- Они знают, как я выгляжу! Я должен это сделать, - сказал парень. И вдруг жуткий спазм скрутил Степана. Ему показалось, что его взяли за горло, встряхнули раз, другой, потом закружилась голова и руки стали ватными и безвольными, реальность несколько раз вздрогнула - и он почувствовал, что его выдирают из собственного тела! Вот лицо парня приблизилось, наползло на него, смешалось с ним, и он почувствовал его в себе, а себя в нём. Несколько мучительных мгновений они были единственным целым, а потом он... взглянул на себя со стороны. Реальность несколько раз дёрнулась, уровень взгляда сместился вниз, словно его уронили. А ведь и уронили! Он не ощущал своего тела, но видел! Смотрел глазами парня. Смотрел на себя самого.
- Я должен найти главного! - сказал он, то есть парень в его теле. Тот наклонился к прежней оболочке, несколько мгновений мерился взглядом с безвольным угасающим сознанием Степана, потом коротко кивнул - и, резко развернувшись, быстро удалился. Совсем не заметив, как от его одежды отделились несколько жёлтых пылинок. Споры дендр, что проникли в прорехи латаного-перелатаного костюма. Они медленно падали на землю, и Степан смотрел только на них, следил только за ними.
А в сознании мельтешила круговерть тех образов и мыслей, что стали ему доступны в момент слияния их с парнем сознаний.
Степан знал теперь, почему Славяния закрыла границы и вытравливает пришлых. Одним из первых там был обращён сам президент, и с тех пор он целенаправленно подготавливал целую страну к великой экспансии. Знал, почему там искусственно ухудшается жизнь и доводится народ до отчаяния: чтобы миллионы согласились добровольно обменяться сознанием с пришлыми, целым народом пришлых, обогнавшим в развитии землян на многие сотни лет. Народ-завоеватель, а не партнёр. Знал и то, что парень этот - тоже не с этой реальности. Перебежчик, предки которого были уничтожены вот этим народом. Он пришёл сюда, чтобы предупредить об опасности. Но за ним гнались, его искали. И усиленный режим на границе - из-за него, и сообщения в газетах - о нём. Но он сумел на границе связаться с дендрами, что умеют общаться между собой и с другими через корни, через ментальную связь. И Ляля, его Ляля - она ведь одна из первых заражённых, она была одна из самых почитаемых! Парень сообщил ей, что всё может, но только нужно связаться с самым главным в этой местности. Всё может! Значит, сможет её вернуть к нормальной жизни! А главный? Кто для неё был самый главный? Конечно же, любимый папочка! Самый главный в её жизни! Вот потому она к нему взывала и рассказывала, как всё будет хорошо и куда нужно прийти и к кому обратиться...
И вот он здесь. Лежит безвольной куклой и смотрит на жёлтые зёрнышки спор, что опустились на землю и тут же выпустили усики, шарящие в поисках подходящего для продления рода тела.
- Я здесь! - кричал неслышно он. Кричал изо всех сил. И тянулся к ним сознанием. - Вот он я! Придите и заберите меня! К дочке! К моей Ляле! Ну же!
Усики дрогнули, услышав призыв и потянулись к нему. К его угасающему сознанию.
Ближе.
Ещё ближе.
Только бы успели. Только бы...
* * *
- Пап?
Искры. Со всех сторон, вычерчивая световые дорожки - к нему. В него. И каждая несёт боль, а потом ощущение пространства, а потом!.. Вдох, ослепительный свет - и его не стало, и его стало шесть миллионов семьсот тридцать тысяч восемьсот одиннадцать... тринадцать... семнадцать...
- Па-а-ап.
И он понял. Понял сразу и много всего, и обо всём, и ото всех. От всех шести с лишним миллионов... его же. Они (мы!) всё же были одним целым.
В мозгу, если считать мозгом это необъятное разумом и не поддающееся понимаю - пока, пока, учимся ведь, адаптируемся - создание, проникающее через тела существ в разных измерениях, проносились истины и частности, становились понятны задумки и планы, объяснялось всё то, что предшествовало и что будет. Право слово, его тело - эта такая малость, главное, что удалось получить нужную информацию от пришлого. Как и задумывалось. И теперь много можно и нужно сделать.
Но пока...
- Эй, Стёпка! Ну папка же! - два голоса. Два таких родных голоса.
Он открыл глаза. И поспешил к ним, раскрыв для объятий руки. Они ведь звали - и он пришёл.