-А ты поколдуй как-нибудь, или не умеешь?!
-Умею, да не могу. Яга любую волшбу сразу заметит, и не позволит. А чего иначе я бы с тобой лясы тут зря точил? Так что готовься, будешь сражаться.
Владик хмыкнул.
-Да нет, дядя, я с дуба не упал. Не пойду я ни с кем сражаться. Убить меня можно и проще как-нибудь.
-Ты трус.
-Зато не сумасшедший.
-Ты пойдешь.
-Эх, вы, аферисты. Подставами занимаетесь. Честь и честность, вижу, не про вас.
Волшбарь глянул исподлобья.
-Политика, знаешь ли. Дела государственные.
-Стандартная отговорка, - кивнул Владик. - Хоть сделай, чтобы голова не болела. Это можешь?
Владик сражаться пошел. Не хотел, а шел. Все-таки волшбарь свое дело знал.
В сторонке, в оббитых красным сукном креслах расселись важные персоны: царица, по левую руку от нее волшбарь и еще какие-то вельможи, а по правую - только две женщины, одна постарше, другая совсем молоденькая. По всему выходило, что это и были баба яга с дочкой. Перед персонами стол поставили, скатертью накрытый, на столе - пряники и пирожки в блюдах, кувшины и чаши. Вокруг площади народ стоял, плотной стеной - видно, многие любопытствовали, как их царевич будет подвиг совершать.
Медведь уже прибыл, сидел на узорчатом ковре, опершись на передние лапы, и головой мотал. Громадный зверюга, и, понятное дело, без намордника. Владик на него мельком глянул, и глаза отвел, чтобы раньше времени не испугаться. Сначала он, как вошбарь велел, к царице подошел, за благословением. Та благословила, и так на него посмотрела, что было ясно: он последняя сволочь, если бой проиграет.
"Ну, нет, матушка, - тут же зло подумал Владик, - твой сын драгоценный дров наломал, а я же еще и виноват останусь. Нет, не дождетесь..."
Скосил глаза, чтобы бабу ягу получше разглядеть.
Ох, ничего себе дамочка, эта Мирослава Микулишна. Хоть картину с нее пиши. В отличие от пестро одетых царицыных придворных, она была в темном, серьги и ожерелье на шее - из зеленых и синих камней в серебре, и все ей шло и выгодно подчеркивало. Ох, хороша... Владик на мгновение и про медведя забыл, от удивления, наверное. Дочка яги, возлюбленная Градомира - тоже ничего, на какую-то очередную "мисс Мира" похожа, только, вроде, полнее. Владик бы не повелся. Ну, так он и не Градомир.
Мирослава Микулишна поначалу на Владика не смотрела, она с медведя глаз не сводила, и хмурилась при этом. Видно, заподозрила неладное что-то с медвежьим князем. Но вот она перевела взгляд на Владика...
Ничего себе. Хороша-то хороша, а лже-царевича всего как морозом продрало. Горгона и то, наверное, глядит добрей.
Тут баба яга спохватилась, посмотрела лучисто и ласково, но Владик уже отвернулся. Это Градомира дело, пусть как хочет, так и выпутывается.
Он вынул меч из ножен и направился к медведю.
Ну и громадина... А когти! Хоть бы улучить момент да унести ноги, пока цел. Но пока что-то ноги Владика не слушались, топали к медведю, и все дела. У, волшбарь...
Медведь голову повернул, на Владика посмотрел, рыкнул и лапой по ковру шваркнул, так, что клок выдрал. Рядом с ним на ковре меч лежал, длинный, широкий, с узорчатой рукоятью, но медведь на оружие и внимания не обращал, как на финтифлюшку ненужную. Оно и понятно, раз это обычный медведь, да еще из иномирского леса, в котором яги давно перевелись, и прочую нечисть тоже никто в глаза не видел, врут про нее только, чтобы интереснее было.
Итак, Владик стоял и смотрел на зверя, а тот сидел и тоже смотрел, на него. И вообще, похоже, медведь был не злой, не голодный, и в замешательстве. Владик медведя очень понимал.
Народ, который поначалу молча ждал, стал шуметь и даже свистеть. Подменный князь забеспокоился и сел на задние лапы.
Владик осторожно вложил меч в ножны, все равно с толком применить эту штуку он был неспособен. И слегка хлопнул в ладоши, вроде как руки отряхнул. Зачем? А кто знает. Как-то само собой вышло.
Медведь насторожился.
-Ты чего, Михал Потапыч? - спросил Владик, и еще раз хлопнул, а потом еще.
Почему-то ему стало не страшно. Сперва, наверное, переволновался, а теперь отпустило.
С очередным хлопком медведь встал на лапы и тяжело переступил ими. Слегка ошалевший Владик хлопал, и медведь переступал, танцевал, то есть.