Ужас, охвативший его, отступил не сразу. И не сразу он осознал, что все в порядке. Тело было цело, и ничего не болело. Нигде.
Хотя совсем рядом — буквально в полусантиметре от него и бока дракона — струились толстые и слегка шершавые нити, подрагивающие от напряжения. И сияющие расплавленным почти электрическим светом. Молнии обтекали их, уносясь вниз слегка искривленными струями. Эскалибур еще раз с натугой, с полным замахом ударил крыльями. Тимофея даже подбросило на сиденье.
И все пропало. Они плыли в чистом, слегка зеленоватом небе Эллали. И прямо перед ними высилась громада города магов, сложенная, как из детских кубиков, из разноцветных домов.
Дракон под ними сложил крылья и устремился вниз. Вот и прибыли.
Все было так, как и раньше — и даже стража в странноватых одеяниях прохаживалась у ворот, кидая на них заинтересованные взгляды.
Дракон опустился на камень, которым была вымощена площадь перед воротами. Поскольку Тимофей залезал на Эскалибура последним, то спускаться ему пришлось первым. Он прополз вдоль ряда сидений, цепляясь ногами за ряд скоб, растущих все из того же бока пониже сидений. Добрался до скоб лесенки и на подрагивающих ногах спустился вниз.
Голова Эскалибура возвышалась на фоне неба, похожая на багрово-черный пилон таинственного строения. Сооруженного из неизвестно какого камня. Резвых слегка помялся, потом твердым шагом подошел поближе.
Дракон задумчиво смотрел куда-то вдаль, полуприкрыв просвечивающими веками выпуклые темные глаза.
— Эскалибур… — Он собрался с силами, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала растерянность, а были только сожаление и сочувствие, полагающиеся в таких случаях. — Мне очень горько: Диаун, он…
Эскалибур шевельнул головой, и сэнсэй замолчал. Дракон рокочущим глухим басом неожиданно весело сказал:
— Он умер прекрасно. В небе родины, на собственных крыльях. Я — завидую! А как ты, человек?
— Э-э… — пробормотал Тимофей, отступая немного назад и понимая, что вот до такого радужного героизма ему ой как далеко. — Боюсь, что нет.
— И напрасно! — провозгласил дракон, с гулким шорохом собирая на спине раскинутые по площадке крылья. — Как это у вас говорят — в жизни каждого есть место подвигу!
— Боюсь, что… — Он опустил глаза, потому что дракон смотрел, казалось, прямо ему в душу — веселыми, влажно поблескивающими тарелками глаз. — Боюсь, что мы нечасто способны на такое.
— Лучше редко, чем никогда! — рявкнул дракон и брякнул по камням костистым наконечником хвоста.
И Тимофей, неловко поклонившись напоследок, поспешно отошел назад, к Лехе и Вигале. Трудно простому человеку стоять лицом к лицу с чистой и героической натурой — к примеру, вот такой, как этот дракон. Стоять и не испытывать сильного смущения за некоторое несовершенство собственной эгоистичной натуры…
Вигала, прищурясь, оглядывал кучку стражников у ворот. Поза была откровенно выжидающая — словно бы верзила эльф то ли кого-то высматривал, то ли кого-то поджидал с той стороны. Леха стоял, невинно щурясь на местное солнышко. Тимофей притулился с краю могучей парочки. И тоже поглядел на ворота.
В группе стражников явно что-то происходило. Парни в средневековых одежках кучковались в слаженный кружок вокруг кого-то невидимого в центре. А потом быстро построились в полукруг, нацелясь наконечниками пик в сторону вновь прибывших.
— Ага, — удовлетворенно произнес Вигала, — вижу, нам уже подготовили теплую встречу. Значит, в наше отсутствие в городе магов произошло нечто. Нечто оч-чень интересное…
— А нам об этом сообщат? — радостно спросил Леха, продолжая щуриться на зеленоватое небо с нимбом радужного свечения вокруг эллалийского солнышка.
— Непременно, — подтвердил Тимофей.
И усилием воли подавил в себе желание дать великовозрастному братку ласковый подзатыльник — чтобы не спрашивал о глупостях.
— Вон уже и посол доброй воли вышел…
Комитет по встрече продолжал стоять с пиками наперевес. Но из-за спин стражников появился субъект, разряженный понаряднее прочих стражников, и неторопливо пошел в их сторону.
Причем ноги и руки у визитера двигались с особой плавной мягкостью. Эта была не та обманчивая мягкость, что иногда встречается у хорошо тренированных людей. Это была скорее мягкость неживая, словно вместо костей и связок внутри тела прятались стальные канаты, управляемые чем-то более весомым, чем простые нервы.