— Я не знаю слов.
— Кому нужны слова? Важны не слова, а эмоция.
— Слушайте, слушайте, — сказал Баки.
— Слова — это не более чем слова, — философски заметил Сэмми. — Если они не исходят отсюда. Прямо отсюда. — И он приложил руку к сердцу.
— Где эта Мезон Авеню? — поинтересовался Джим. — Где все эти испанские курочки?
— Дальше по улице. К северу отсюда. Не говори так громко. Вон там полицейский участок.
— Я ненавижу легавых, — сказал Джим.
— Я тоже, — поддержал его Баки.
— Я ни разу не встречал легавого, который не был бы насквозь сукиным сыном и сволочью, — заметил Джим.
— И я тоже, — поддержал его Баки.
— Я ненавижу летчиков, — сказал Сэмми.
— Я тоже ненавижу летчиков, — согласился Бакки. — Но я ненавижу и легавых.
— Особенно я ненавижу летчиков реактивных самолетов, — добавил Сэмми.
— О, и я тоже особенно, — сказал Баки, — но легавых я тоже ненавижу.
— Вы еще под мухой? — спросил Джим. — А я под мухой, и это замечательно. Где эти испанские девочки?
— Дальше по улице, дальше, имей терпение.
— Что это такое? — спросил Баки.
— Что?
— Вот этот голубой лист бумаги. Вон там.
— Что? — Сэмми повернулся в ту сторону. — Это лист голубой бумаги. А что ты думаешь?
— Не знаю, — ответил Баки. — А ты что думаешь?
Они пошли дальше, мимо второго экземпляра послания Мейера.
— Я думаю, это письмо от глубоко несчастной незамужней старой перечницы. Она пишет своему воображаемому любовнику на голубой бумаге.
— Прекрасно, — сказал Баки. Они пошли дальше.
— А что это, по-твоему?
— Это извещение о рождении ребенка у парня, который хотел мальчика, но случайно родилась девочка. По ошибке ему прислали извещение не на розовой, а на голубой бумаге.
— Еще лучше, — заметил Сэмми, — а ты что скажешь, Джим?
— Я под мухой, — ответил Джим.
— Понятно, но что ты думаешь об этой голубой бумажке? Они продолжали идти и прошли уже почти полквартала.
— Я думаю, это кусок голубой туалетной бумаги, — вдруг сказал Джим.
Баки остановился:
— Давай проверим.
— А?
— Подойдем посмотрим.
— Бросьте, бросьте, — сказал Джим, — не будем зря тратить время. Нас ждут испанские девочки.
— Это займет не больше минуты, — возразил Баки и повернул назад за куском бумаги.
Джим схватил его за руку.
— Слушай, не будь психом, пошли дальше.
— Он прав, — согласился Сэмми. — Кому интересно, что это за дрянь?
— Мне, — ответил Баки, вырвал руку, быстро повернулся и побежал назад. Его товарищи видели, как он поднял бумагу.
— Ненормальный псих, — сказал Джим, — задерживает нас.
— Да, — согласился Сэмми.
Стоя на том месте, где лежала бумага, Баки читал ее. Внезапно он бросился бежать по направлению к мальчикам. Тедди Карелла посмотрела на часы.
Было 6.45.
Она подошла к краю тротуара, подозвала такси и села в машину сразу же, как только та остановилась.
— Куда, мадам? — спросил шофер.
Тедди вынула из сумочки карандаш, полоску бумаги, быстро написала: «87-й полицейский участок, Гровер Авеню», и отдала бумагу водителю.
Глава 15
Анжелика Гомес села и потрясла головой.
Она туже натянула юбку, поставила локти на поднятые колени и снова потрясла головой, потом осмотрелась с недоумевающим видом, как человек, проснувшийся в незнакомой гостинице.
Она вспомнила.
Анжелика провела пальцами по затылку. Там, где Вирджиния ударила ее рукоятью револьвера, вздулась огромная шишка. Она тронула ее и поморщилась от боли, которая щупальцами ползла во все стороны, горячо пульсируя, усиливая чувство разочарования и бессильного гнева. Анжелика поднялась с пола, стряхнула пыль с черной юбки и бросила на Вирджинию Додж взгляд, которым можно было бы убить целую армию.
И в этот момент она задумалась, была ли жидкость в этой бутылке действительно нитроглицерином.
Коттон Хейз потрогал щеку, где острая сталь сорвала кожу. Рана была довольно болезненной. Он приложил к щеке холодный влажный платок.
И он в десятый раз подумал: правда ли, что эта бесцветная жидкость в бутылке — нитроглицерин?
Стив Карелла, думала она.
Я убью Стива Кареллу. Я застрелю эту проклятую сволочь и буду спокойно смотреть, как он умирает, а они не посмеют тронуть меня, потому что боятся моей бутылки.
Я поступаю правильно.
Это единственное, что я могу сделать.
Простое уравнение, думала она, жизнь равна жизни.
Жизнь Кареллы за жизнь Фрэнка. Вот что такое справедливость.