Клинг понимал, что его совершенно не должны интересовать мысли такой женщины, как Вирджиния Додж, но его гордость почему-то страдала: эта дрянь будет считать, что он занимается всякими шашнями вместо того, чтобы расследовать ограбление.
Он вернулся к своему столу. Черная сумка действовала ему на нервы. А если кто-нибудь упадет на нее? Господи, надо быть ненормальной, чтобы таскать с собой сумку с нитроглицерином.
– Эта девушка...
– Да?
– Не подумайте чего-нибудь.
– А что я должна подумать? – спросила Вирджиния Додж.
– Я хочу сказать... я расследую ограбление, вот и все.
– А что ты еще можешь расследовать, сахарный барашек?
– Ничего. Оставим это. Вообще, к чему я объясняю вам?..
– А чем я хуже других?
– Ну, прежде всего я не назвал бы вас уравновешенным человеком. Не обижайтесь, миссис Додж, но законопослушные граждане не ходят по городу, размахивая револьвером и бутылью с нитроглицерином.
– Разве?
Теперь Вирджиния улыбалась, видно, получая огромное удовольствие.
– Ваш поступок не вполне нормален. Мне кажется, вы сами должны это признать. Ну хорошо, вы достали револьвер. Вы хотите убить Стива Кареллу, это ваше дело. Но нитроглицерин отдает дешевой мелодрамой, вам не кажется? Как вы смогли принести его сюда и не взорвать по дороге полгорода?
– Вот так и смогла, – ответила Вирджиния, – я шла тихонько и не виляла задом.
– Да, это точно, лучше всего ходить именно так. Особенно если у вас в сумке опасное взрывчатое вещество, верно?
Клинг обезоруживающе улыбнулся. Стенные часы показывали 5 часов 33 минуты. На улице начало темнеть. Сумерки наступали на голубое небо, смывая синеву за ярко-красной листвой деревьев в парке. Были слышны крики ребятишек, игравших в мяч, голоса женщин, которые, свесившись из окна, звали домой своих детей. Громко здоровались друг с другом мужчины у дверей баров, где они собирались, чтобы выпить пива перед ужином. Все эти звуки проникали сквозь зарешеченные окна, врываясь в тяжелую тишину, царившую в дежурной комнате полицейского участка.
– Мне нравится это время суток, – сказал Клинг.
– Правда?
– Да, всегда нравилось. Даже когда я был маленький. Приятное время. Спокойное. – Он помолчал. – Вы действительно убьете Стива?
– Да, – ответила Вирджиния.
– Я бы не стал делать этого.
– Почему?
– Ну...
– Вирджиния, ты не против, если мы включим свет? – спросил Бернс.
– Нет. Давайте.
– Коттон, включи верхний свет. А мои люди могут снова заняться своей работой?
– Какой работой?
– Отвечать на жалобы, печатать донесения, говорить по телефону.
– Никто не будет звонить отсюда. И никто не снимет трубку, пока я не возьму параллельную.
– Хорошо. Они могут печатать? Или это тебе помешает?
– Пусть печатают, только за разными столами.
– Ладно, ребята, так и сделаем. Слушайтесь ее во всем, и без всяких героических поступков. Я иду тебе навстречу, Вирджиния, потому что надеюсь, что ты возьмешься за ум, пока еще не поздно.
– Не волнуйтесь, лейтенант.
– Вы знаете, он прав, – по-мальчишески наивно заметил Клинг.
– Правда?
– Конечно. Вы ничего не выиграете, миссис Додж.
– Да ну?
– Да. Ваш муж умер. Вы не поможете ему, если перебьете кучу невинных людей. И вы тоже умрете, если эта штука взорвется.
– Я любила своего мужа, – с трудом произнесла Вирджиния.
– Естественно. То есть я полагаю, что любили. Но какая вам будет польза от вашего поступка? Чего вы добиваетесь?
– Я покончу с человеком, который убил моего мужа.
– Стив? Бросьте, миссис Додж, вы же знаете, что он не убивал его.
– Неужели?
– Ладно, предположим, что он его убил. Я знаю, что это не так, и вы тоже знаете, но предположим, если вам будет от этого легче. Чего вы добьетесь, отомстив ему? – Клинг передернул плечами. – Я хочу кое-что сказать вам, миссис Додж.
– Ну?
– У меня есть девушка. Ее зовут. Клер. Я всегда мечтал о такой девушке, как она. И я скоро женюсь на ней. Сейчас она веселая и жизнерадостная, но она не всегда была такой. Когда я первый раз встретил ее, она была как мертвая, и знаете почему?
– Почему?
– Она любила парня, который был убит в Корее. Она ушла в свою раковину и не желала выйти оттуда. Молодая девушка! Черт возьми, вы не намного старше ее и не желаете выйти из раковины, в которую спрятались. – Клинг покачал головой. – Она была не права, миссис Додж, как она была не права! Понимаете, она никак не могла понять, что ее парень действительно умер, не могла представить себе, что в тот момент, когда в него попала пуля, он уже перестал быть человеком, которого она любила, а стал еще одним трупом. Он умер. С этим уже ничего не поделаешь. Но она продолжала любить разложившееся мясо, покрытое червями. – Клинг замолчал и потер рукой подбородок. – Не обижайтесь, но вы поступаете так же.
– Нет, не так, – возразила Вирджиния.
– Точно так же. Вы принесли сюда запах разложения. Вы даже сами стали похожи на смерть. Вы красивая женщина, но смерть у вас в глазах и вокруг губ. Вы глупая женщина, миссис Додж, правда! Если бы вы были умная, то положили бы этот револьвер на стол и...
– Я не хочу тебя слушать, – отрезала Вирджиния.
– Вы думаете, Фрэнк хотел бы, чтобы вы так поступили?
Чтобы вы ввязались в такую историю после его смерти?
– Да! Фрэнк хотел, чтобы Карелла умер. Он так говорил. Он ненавидел Кареллу.
А вы? Вы тоже ненавидите Кареллу? Вы хотя бы знаете его?
Мне наплевать на него. Я любила своего мужа, вот и все. – Но ваш муж нарушил закон, когда его арестовали. Он застрелил человека. Вы хотите, чтобы Стив наградил его за это медалью? Бросьте, миссис Додж, будьте благоразумны.
– Я любила своего мужа, – бесцветным голосом повторила Вирджиния.
– Миссис Додж, я хочу вам сказать кое-что еще. Вам надо хорошенько подумать и решить, кто вы. Или вы женщина, знающая, что такое любовь, или хладнокровная дрянь, готовая взорвать к черту эту конуру. Нельзя быть и тем, и другим. Так кто же вы?
– Я женщина. Потому-то и нахожусь здесь.
– Тогда ведите себя как женщина. Положите на стол револьвер и убирайтесь отсюда, пока не заимели таких неприятностей, каких не видали за всю свою жизнь.
– Нет. Нет.
– Давайте, миссис Додж...
Вирджиния выпрямилась.
– Ладно, сынок, – сказала она, – а теперь можешь бросить эту игру.
– Что... – начал Клинг.
– Игру во взрослого голубоглазого младенца. Можешь прекратить. Не сработало.
– Я и не пытался...
– Хватит, к черту, хватит! Иди, сосунок, учи кого-нибудь другого.
– Миссис Додж, я...
– Ты кончил?
Наступила тишина. За оконными решетками было уже совсем темно. В окна, полуоткрытые, чтобы дать доступ мягкому октябрьскому воздуху, долетали вечерние звуки пока не очень оживленного уличного движения. Застучала машинка. Клинг посмотрел на стол у окна, где Мейер печатал на голубых бланках три копии очередного донесения. Он сгорбился над машинкой, ударяя по клавишам. Круглая лампа, висящая прямо над ним, озаряла мягким сиянием его лысину. Коттон Хейз подошел к картотеке и выдвинул один из ящиков. Послышался скрип роликов. Хейз открыл папку и стал ее перелистывать. Потом он отошел и уселся за стол у другого окна. В наступившем молчании особенно громко загудел холодильник.
– Я напрасно приставал к вам, – сказал Клинг Вирджинии.
– Мне бы следовало знать, что живой человек не может разговаривать с мертвецом.