— И как все это переправлялось в Патэн? — спросил Тодд.
— По железной дороге. На вагонах писали «Медикаменты». Содержимое укладывалось в длинные ящики наподобие гробов. В этом что-то было. Заключенные выгружали ящики и составляли их в лазарете. Потом наши люди переносили ящики в складское помещение. Они делали это ночью. Склад находился непосредственно за душевыми.
— И это всегда был «Циклон-Б»?
— Нет. Иногда присылали... экспериментальный газ. Высшее командование постоянно требовало повышать эффективность. Однажды нам прислали новинку под кодовым названием «Пегас». Нервно-паралитического действия. От него, слава богу, вскоре отказались. Уж очень... — Заметив, как мальчик подался вперед, как загорелись у него глаза, Дюссандер осекся, а затем с деланным равнодушием махнул рукой с зажатым в ней пустым стаканчиком. — Он себя, в общем, не оправдал.
Но Тодда не так-то просто было обвести вокруг пальца.
— Пожалуйста, поподробнее.
— Не могу. — Дюссандера даже передернуло. Сколько же он не вспоминал о «Пегасе»? Десять? Двадцать? — Про это не буду! Я отказываюсь!
— Я сказал: поподробнее. — Тодд облизал с пальцев шоколад. — Иначе сами знаете, что будет.
Да, подумал Дюссандер, знаю. Еще бы мне не знать, маленький гаденыш.
— Серьезное мероприятие превратилось в канкан, — с трудом выдавил он из себя.
— Канкан?
— Это были какие-то немыслимые па... Многие при этом хохотали...
— Мрак, сказал Тодд и показал на буше Дюссандера. — Вы что, не будете?
Дюссандер не ответил. Взгляд его застилала дымка воспоминаний. Сейчас он был далек и недоступен, как обратная сторона Луны. Все чувства смешались — отвращение и... и... неужели, ностальгия?
— Казалось, этому не будет конца. И тогда я приказал открыть огонь. Узнай об этом начальство, мне бы не поздоровилось. Фюрер тогда объявил, что каждый патрон — наше национальное достояние. Но этот хохот... я не мог, не мог я больше...
— Еще бы. — согласился Тодд, приканчивая второе пирожное. «Остатки сладки», как любила повторять мама. — История что надо. Вообще вы рассказываете что надо, мистер Дюссандер. Вас только расшевели.
Тодд поощрительно улыбнулся. И Дюссандер — да-да! — Дюссандер, сам того не желая, улыбнулся в ответ.
Дик Боуден, отец Тодда, человек прямой и недалекий, отдавал предпочтение консервативному стилю одежды. Дома он надевал очки без оправы, имевшие обыкновение съезжать ему на нос, что делало его похожим на директора школы. В настоящий момент сходство довершал табель с оценками за первую четверть, этим листком он грозно постукивал по столу.
— Одна четверка, четыре тройки и одна двойка. Двойка! Это же черт знает что, Тодд, мама старается не подавать виду, но она совершенно подавлена.
Тодд стоял потупившись. Когда отец чертыхается, тут уже не до улыбок.
— У тебя никогда не было таких отметок. Двойка по алгебре! Как эго прикажешь понимать? .
— Сам не знаю, папа. — Тодд упорно разглядывал свои кеды.
— Мы с мамой считаем, что ты проводишь слишком много времени у мистера Денкера. А учеба побоку. Придется сократить ваши свидания... во всяком случае, пока не подтянешься.
Тодд резко поднял голову, и на мгновение Боуден-старший увидел в глазах сына холодную ярость. В следующую секунду взгляд уже был нормальный, открытый, ну разве что чуть-чуть несчастный. Не иначе — показалось. Чтобы Тодд разозлился на отца — такого не бывало. Они ведь друзья. Никаких секретов друг от друга. Что Дик Боуден изредка изменяет жене со своей секретаршей — это не в счет, не рассказывать же о таких вещах, в самом деле, подростку сыну... тем более что это ни в коей мере не отражается на семье. Да, его отношения с сыном были, можно сказать, образцовыми, еще бы не образцовыми, когда окружающий мир словно с катушек сорвался — старшеклассники балуются героином, а ровесники Тодда попадают в вендиспансер.
— Не надо, пап. Зачем наказывать мистера Денкера, когда во всем виноват я. Он же без меня совсем пропадет. А я подтянусь, правда. Эта алгебра... я просто сразу не врубился. А потом мы с Беном Тримейном позанимались, и я начал соображать. Честное слово.
Дик Боуден понемногу смягчался. На Тодда нельзя было долго сердиться. И его слова, что нельзя наказывать старика... с этим трудно не согласиться. Бедняга так ждет его всегда.