— Мистер Боуден, — почтительно сказа;! он и протянул руку.
— Очень рад, — сказал Боуден, в свою очередь протягивая руку.
Эдвард Фрэнч не стал сжимать ее изо всех сил, как он поступал, имея дело с отцами своих учеников. По тому, с какой опаской старик протянул руку, было очевидно, что у него артрит.
— Очень рад, мистер Фрэнч, — повторил Боуден и сел напротив, не забыв поддернуть на коленях идеально выглаженные брюки. Поставив зонт между колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую и исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в кабинете школьного наставника. У него легкий акцент, подумал Фрэнч, но без характерной для английской аристократии и, в частности, для лорда Уимсея энергичной артикуляции, скорее континентальный, более плавный. Как, однако, Тодд похож на деда. Тот же нос. И глаза.
— Приятно, что вы смогли прийти, — скачал Фрэнч, садясь, — хотя в подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец...
Заготовленный дебютный ход. За десять лет работы классным наставником Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка или кто-то из дальних родственников, значит, не все благополучно дома, и здесь почти наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша Эд был даже рад подобному обороту. Неприятности в семье — само собой, не подарок, но, скажем, наркотики для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда, — это было бы в сто раз хуже.
— Да, конечно... — Боудену удалось изобразить на лице одновременно скорбь и возмущение. — Мой сын и его жена... словом, я согласился пойти на этот разговор. Грустный разговор, мистер Фрэнч. Поверьте мне, Тодд — хороший мальчик. А оценки... это временное явление.
— Хотелось бы надеяться. Вы курите, мистер Боуден? В стенах школы это не одобряется, но мы сделаем так, что никто не узнает.
— Благодарю.
Мистер Боуден достал из внутреннего кармана мятую пачку «Кэмела», сунул в рот одну из двух оставшихся сигарет, оторвал от картонки спичку, чиркнул ею о каблук, закурил. После первой затяжки он глухо, по-стариковски, прокашлялся, загасил в воздухе спичку и положил обгоревший черенок в пепельницу, любезно ему подставленную. Эдвард Фрэнч наблюдал за этим ритуалом, столь же безукоризненным, как блестящие туфли гостя, точно завороженный.
— Не знаю даже, с чего начать, — сказал Боуден, пряча явную озабоченность за легким облачком дыма.
— Вы, главное, не волнуйтесь, — мягко сказал Фрэнч. — Уже то, что пришли вы, а не родители Тодда, наводит меня, знаете, на кое-какие мысли.
— Да, наверное. Тогда к делу.
Он скрестил на груди руки. Сигарета торчала между средним и указательным пальцами. Прямая спина, чуть приподнятый подбородок. В том, как он собрался одним волевым усилием, подумал Фрэнч, есть что-то от прусской решительности. Это напомнило ему трофейные фильмы, которые он видел в детстве.
— Между моим сыном и его женой возникли трения. — Боуден отчеканил каждое слово. — Я бы сказал, серьезные трения. — Глаза старика, ничуть не выцветшие, проследили за тем, как Калоша Эд раскрыл лежавшую перед ним папку. Внутри — листки. Не так уж много листков.
— Вы считаете, эти трения могут влиять на успеваемость Тодда?
Боуден приблизил лицо к Фрэнчу. Он смотрел ему прямо в глаза. После довольно значительной паузы он произнес:
— Его мать пьет.
И снова выпрямился.
— Да что вы?
— Представьте себе. — Боуден удрученно покивал головой.— Мальчик мне сам говорил, как он два раза застал ее на кухне, лежащей лицом на столе. Зная, как отец к этому отнесется, он сам разогрел в духовке обед и заставил ее выпить не одну чашку крепкого кофе, чтобы до возвращения Ричарда она хоть немного пришла в себя.
— Грустная история, — заметил Фрэнч, хотя ему доводилось выслушивать истории и погрустнее: про матерей, пристрастившихся к героину... про отцов, избивающих своих детей смертным боем. — А что, миссис Боуден не подумывала обратиться к врачу?
— Мальчик ее уговаривал, но... Мне кажется, она стыдится. Ей бы дать немного времени на разбег... — Он обозначил в воздухе необходимый временной отрезок, прочертив его курящейся сигаретой. — Вы, надеюсь, меня понимаете.
— Да-да, — кивнул Эдвард Фрэнч, втайне восхитившись замысловатым росчерком дыма. — А ваш сын... отец Тодда...
— Тоже хорош, — резко сказал Боуден. — Домой приходит поздно, обедают без него, даже вечером вдруг может куда-то сорваться... На все это посмотреть, так он женат не на Монике, а на своей работе. Я же вырос в твердом убеждении, что на первом месте для мужчины должна быть семья. А вы, мистер Фрэнч, что думаете?