«Томас, прием. Это Люк, Люк. Томас, твою мать, ты там или нет? Док! Прием». Рев ветра между радиопередачами был похож на молчание. Установка сыграла свою роль. Тренировка. Экипировка. На хижину словно набросили одеяло. Скоро оно откинется. Скорее всего, Томас просто отложил рацию и разумно бережет батарейки. Люку стоит поступить точно так же. Где Люк теперь. Люк теперь на улице. «Эй, прием, это Томас, прием!» В хижине горит тусклый свет, и повсюду тени. С головой что-то не так. Боли нет, но странная слабость. Это ощущение то усиливалось, то стихало. На рации мигали лампочки, но звуков не было. Он налил себе выпить и осушил стакан. Он осаднил потертую онемелость на лице. Нет. Потер. Потер немую ссадину. Нет. Рация. Что-то колотилось в дверь. Свет стал ярче, и он подошел к окну. Он что-то должен. Что-то не так. Анна, рядом с нему. Длинные темные волосы заколоты на затылке. Всегда-то она умеет удивить. Привет, это ты. Привет, конечно, это снова ты. Утром. Вот ты и пришла. В аэропорту. Привет еще раз. Это не история любви. Но мы все-таки еще вместе, конечно. Конечно. Ее глаза, привет, ее способность удивлять. На кухне допоздна, за своей работой, погрузившись в вычисления, пока он чинит радио, или компьютер, или еще какую-нибудь штуковину. Вставай. Смотри, встань, это ты, конечно, снова, вот так сюрприз. Сейчас отдыхай. Теперь иди-ка сюда. Твердый деревянный пол размяк. Теперь пойдем. Анна, подожди. Не надо больше. Еще чуть-чуть. Что-то не так. Я что-то не сделал. Проморгал какую-то работу. Анна, подожди. Вот так сюрприз. Позже что она сказала. На похоронах. Гроб. Три дня ушло на то, чтобы поднять тело Плэнки. Застрявшее под выступом во льду, на глубине шестидесяти метров. Хотел спуститься и вытащить его, когда еще был шанс. Но инструкция предписывала ждать. Требовалась безопасная процедура крепления веревки. Субординация. Нужно было ждать прибытия спасательной службы. Веревка крепилась каким-то замысловатым образом. Его подняли перед самой бурей. Главная взлетная полоса была закрыта на неделю. В ожидании самолета его пришлось держать в холодном ангаре. На похоронах Анна сказала ему, она знает, что он этого хотел. Что она имеет в виду, спросил он, чего бы он хотел? Всего этого. Белых лилий в вазах, лакированного гроба, коллег в трауре, низко ссутулившейся одинокой вдовы. Героической смерти. Ради всего святого, позаботься о моих. Всего этого. Играл орган, и солнечный свет струился в часовню через высокие окна. Я бы предпочел, чтобы меня похоронили в Антарктиде, сказал он ей. Это была шутка, но она ее не оценила. Что-то все-таки. Не так. Вставай, вставай с пола. Вставай.