Появляется глашатый с развёрнутым пергаментом в правой руке. Только тогда громко зачитывается окончательный приговор главного судьи. Я пытаюсь вслушаться в громкий голос, но теряю всякий смысл в этом занятии. Знать, не та обстановка, не располагающая совершенно к вдумчивому восприятию. Удаётся уловить лишь какие-то незначительные обрывки и рваные фразы, состоящие из отдельных слов. По этим отдельным словам, на самом деле, становится очень сложно судить о той вине, в которой меня обвиняют. Я до конца не понимаю, что такого сделал.
Пытаюсь в очередной раз вырваться и закричать, но у меня ничего не получается. Острые шипы впиваются между лопаток. Кричу уже не от страха, а от боли пронзающей всё тело. Мне кажется, что шипы должны выйти из грудной клетки наружу. По спине начинает стекать струйками пот, а может быть кровь. Скорее и то и другое.
Мне кажется, что всё это не со мной. Зачем? Я ничего не совершал. Поэтому очень плохо соображаю, о чём идёт речь.
И в это время палач берёт меня грубой ладонью за затылок, притягивает, как котёнка и давит носом к деревянной тумбе, на которой непременно всё и должно случиться. Для большего удобства руки с силой заломили назад два стражника, чтобы я не мог сопротивляться и не вздумал бежать из-под топора.
-А последнее слово? –кричу я изо всех сил, выворачивая шею с головой вправо. Дайте мне последнее слово! Я имею право на последнее слово! Нелюди! Слышите!
- Зачем тебе это последнее слово? - кто-то противно шепчет мне на ухо. - Ведь это совсем ничего не изменит. Кажется, ты сам отказался от последнего слова при последней нашей встрече. Даже собственноручно расписался в том, что полностью согласен с приговором.
- Кто? Я? Когда? Кто вы? –кричу я. – Вы что-то путаете! Этого не может быть!
- Приступайте! – скомандовал командир стражников.
Барабанная дробь прекращается. Меня крепко привязывают верёвками за руки к тумбе, чтобы лишний раз не дёргался.
Палач замахивается топором. Я вырываюсь и снова кричу во всё горло, захлёбываясь от рвоты, срывая до хрипоты голос. Ничто не в силах остановить топора. И нет больше никакого препятствия между острым лезвием и шеей.
Топор глухо впивается на половину лезвия в деревянный слой, что находится под моей шеей. Удар палача от души. Это последнее, что удаётся услышать ушам и покатившейся по помосту теперь уже голове, полностью отделившейся от туловища.
Палач делает следующее завершающее казнь движение, рефлекторно вырывает лезвие топора со звуком гудящего бревна, заложенного в основание нового строения. Он сделал то, что должен был сделать.
Правосудие свершилось.
Глава 2.
Глава 2.
В этот вечерний час в таверне присутствовала одна компания полупьяных бродяг, распивающих пиво и между делом играющих в кости на деньги.
Они уселись за одним из двух столиков, что находятся в самой глубине заведения, так что не всякий заметит компанию бродяг сразу, входя с улицы. Скорее наоборот посчитает, что таверна совершенно пуста. Скорее, в ней нет ни единой живой души. Пока само собой посетитель не подойдёт к стойке вплотную, чтобы заказать выпивки. Тут-то и открывается возможность обнаружить чужое присутствие.
Бродяги, как будто прячутся от посторонних глаз. От дверей с улицы отделяет стенка. Возможно, это место выбиралось ими с умыслом на протяжении довольно продолжительного времени существования таверны. По всему видно они здесь частые гости.
Приглядевшись к компании оборванцев, можно заметить ещё одну странность. Один из четырёх бродяг намного расторопнее других и отличается невероятным проворством, так что обыкновенно все остальные ему поддакивают и проигрывают. Впрочем, иногда этот невероятно подвижный тип проявляет некое снисхождение и даёт выигрывать остальным, что случается с ним крайне редко в минуты душевных угрызений совести, если таковые имеют место быть, но всегда это происходит под его неусыпным оком, контролирующим всё и вся.
Между тем разговор в этой компании идёт однообразный и не любопытный с точки зрения фактов и полезной информации. Круглый ноль по части полезных бит. Узнать что-то о жизни обитателей из этих фраз не представляется возможным. Генератором здесь служит этот самый типчик средних лет. Он задаёт тон беседы или даёт к ней новую тему. По видимому, тема даже его самого не интересует, а служит лишь неким заполнением некой пустоты.