Дверь таверны внезапно открывается. На пороге стоит человек в безразмерном балахоне с накинутым капюшоном. Машет рукой. Вокруг никого. Значит, мне. Зовёт. Приглашает к себе в таверну!
Может, показалось?! Или приснилось? Не пойму я что-то. Вот, если бы встать!
Пытаюсь. Не получается.
Веду рукой по карманам. Мой засаленный жилет. Мои рваные холщовые штаны с дырками на коленках. Стоптанные башмаки на босу ногу от помершего угольщика. Этот угольщик как сейчас вижу - вечно улыбающийся абсолютно лысый суетливый такой тип. В кармане жилета пусто. Целый карман только один. Левый. В штанах карманов нет. У меня нечего класть. Искать что-то бесполезно. Воров опасаться не приходится.
Чуть приподнимаю спину над лужей. Осторожно веду второй рукой по затылку с запёкшейся кровью. Арбалетного болта нет! И то - хорошо! Дырки нет! Отлично! Ощупываю здоровенную шишку. Рана едва затянулась. Кровь больше не хлещет. На кончиках пальцев остаются сгустки слегка затвердевшей сукровицы. Сажусь на задницу.
О, боги! Мне это удалось!
На голову сзади, как будто давит гранитная плита или какая-нибудь из крыш домов съехала ненароком на меня и чудом не задавила. Сидеть долго не могу. Из-за травмы плохо держу равновесие. Вестибулярный аппарат ни к чёрту! Голову клонит на бок, как у слабенького новорождённого щенка. Шатает в разные стороны, как будто на палубе корабля во время шторма или на вулкане во время извержения.
Точно! Корабля! Начинаю вспоминать. Море! Моряки!
Руки дрожат. Губы трясутся. Во рту пересохло, как кошки сходили. Вдобавок тошнит.
- Эй, парень!- в этот момент кто-то громко кричит мне сзади.
Еле-еле поворачиваюсь всем телом, как волк. Шея не вертится. Вижу в трёх шагах оборванного подростка лет четырнадцати со сломанными передними зубами.
Подросток явно чувствует себя очень уверенно, даже нагловато.
- Ты, наверное, пришёл сюда за шлюшкой? Могу тебе предложить! За небольшую плату! Здесь недалеко!
На это неожиданное предложение, я только кисло морщу лицо, не в силах даже ответить отрицательно. Мотаю головой, как телёнок, ведомый на убой.
- Ну, как знаешь! Дело твоё! Передумаешь, приходи! Здесь! За поворотом!
Парень постоял ещё некоторое время, что-то подкидывая в правой руке. Исчез.
Между тем собираю остатки сил. Кое-как встаю на ноги. Невероятно! Удалось! Цель отныне доплестись до каменной стены таверны, чтобы жадно напиться из виднеющейся громоздкой и широкой деревянной бочки, наподобие ушата, до верху наполненной блаженной влагой.
Шаги даются с ощущаемой во всех суставах болью. Отдаёт в виски. Несколько раз падаю на выставленные перед собой руки, как кошка, но вновь поднимаюсь, чтобы чуть не на четвереньках дотянуть до заветного бочонка. Временами так и двигаюсь, чтоб не брякнуться на камни со всего роста. Больно! Лучше бы я был маленьким и незаметным.
Последние телодвижения. Наконец наваливаюсь плечом на стену таверны. Всё же в моём кармане что-то есть. Достаю из кармана грязных штанов загрязнившуюся тряпицу, дабы приложить к шишке. Это всё. Перед тем хорошенько смачиваю тряпку в бочонке с дождевой водой. Бочонок установлен аккурат под стоком.
Всё ещё достаточно тяжело. В теле дрожь. Шатает до сих пор. Постепенно начинаю вспоминать вчерашних собутыльников.
Компания весёлых моряков. Кажется, кто-то из них брал меня с собой или только грозился это сделать. Сволочи!
Смотрю на родную лужу, окрасившуюся в красный кровавый цвет, где ещё полчаса назад лежал без движения.
Теперь вот, пью из ладошек.
Никакого нищего беззубого старика рядом с камнем нет. Камня тоже нет. Видения. Сплошные глюки.
Может быть, трактирщик в балахоне померещился? Никто меня не звал внутрь. Зачем?
Наконец начинаю прозревать. Воспоминания нахлынули. Вспомнил. Старик сидел не здесь. Старика я видел не здесь и не сейчас.
Помню достаточно отчетливо об этом нищем старике. Он говорил однажды почему-то о какой-то всеобщей справедливости богов. Но в чём заключена эта самая справедливость богов, так и не объяснил до конца. Как, впрочем, ничего не сказал и о том, кто такие боги? Почему эта справедливость только для них, а не для обычных людей? Не успел. Может быть ещё потому, что я не особенно слушал, да и не вникал в бессвязные слова обезумевшего седого старика, привязавшегося ко мне, как банный лист. Считал это совершенно не важно. Потом этот нищий старик умер. Умер прямо на моих глазах.