— Охрана? — спросил он, чуть поморщившись от необходимости думать о суетном. повседневном.
— Как обычно. Будет ждать снаружи. Полагаю, здесь мне ничто не угрожает?
— Определенно.
— Я рада.
Она скользнула взглядом по мечу, который мужчина после разминки небрежно положил на угол стола. Посмотрела дальше на бумаги, сложенные в несколько стопок на манер донжонов, спросила:
— Заботы?
В одном лишь слове маркиза высказала деловой интерес, а также искреннюю заботу, пожалуй, даже с легчайшим оттенком тревоги.
Какая женщина, вновь, как и множество раз до того, подумал Курцио. Боже… или боги, это награда или испытание? А может быть кара за превеликие грехи? Боги во всем установили равновесие: свет и тьма, добро и зло, достоинства и ущербность. Тот, кто обретает богатство, получает в довесок и заботы по удержанию оного — интриги, заговоры, происки врагов и, что стократ хуже, близких. А завоевавший благосклонность такой фемины обречен пить каплями страшный яд сомнений — удастся ли удержать ее симпатию и привязанность? Страсть, которая больше похожа на пытку…
И все же оно того стоит, определенно, стоит.
— Как всегда, — он был краток. Хотелось пожаловаться на упадок зрения, однако Монвузен решил, что не стоит. Когда недостаток уже нельзя будет скрывать, и очки станут повседневным предметом, тогда…
Биэль села на стул, все еще хранивший тепло сидевшего прежде мужчины. Посмотрела на заметки Курцио, приподняла бровь, изобразив немой вопрос.
— Можешь почитать, — Монвузен пожал плечами. — Все как обычно.
Он уже привык, что женщина редко интересуется вопросами, оказавшимися за гранью ее практических забот. Однако Биэль время от времени комментировала текущие заботы любовника, ее суждения, как правило, оказывались весьма мудры и своевременны.
— Безыскусный портрет, — с этими словами она аккуратно подняла на просвет небольшой и смазанный рисунок, сделанный углем на клочке плохой бумаги. — Это человек или потустороннее существо? И какое странное платье…
— Это повод учить лазутчиков живописи, — поморщился Курцио. Здесь мой доверенный попробовал изобразить некую персону, которая очень ярко отметилась в Пайте и настораживает меня одним лишь существованием.
Курцио хотел развить идею, но женщина с легкой гримасой положила рисунок обратно. Воспоминания о событиях в столице Закатного Юга не доставляли маркизе удовольствия, хотя ее деятельность там и нельзя было назвать провальной.
Она оперлась локтями на стол, сложила пальцы домиком, положила на них подбородок. Курцио едва заметно улыбнулся под ее внимательным взглядом снизу вверх.
— Что тебя гнетет? — спросила Биэль.
— Что меня гнетет?.. — повторил эхом императорский лазутчик, оглядываясь, представляя тысячи листов донесений, сводок, доносов и кляуз, окружавших его. И ведь это лишь самое главное, тщательно просеянное канцелярией и вдумчивыми секретарями.
— Все, — исчерпывающе ответил он.
— А именно?
Он подумал немного, шагнул вдоль стола, с мнимой рассеянностью перебирая пальцами в воздухе, будто не мог решиться.
— «Трактат о скотской сущности земледельца, оестествлении владения землей и возвращении правил оного к благородным порядкам старины, а также об учреждении домашних судов людей чести как естественного следствия вышеуказанных сущностей и деяний, необходимость коих превеликой следует поименовать». Написан одним из членов семьи Эфитуаль, который прежде ничем особенным не славился. Явно подставной автор.
— Я слышала об этом, — качнула головой маркиза. — В лучших домах Мильвесса стало модным обсуждать сей трактат. Людям приятно, когда их превосходство не только утверждено по рождению, но и доказывается обилием красивых, солидно звучащих слов. Но я не вникала в содержание. Не до того…
Она досадливо качнула рукой, и этот жест сказал мужчине больше, чем донес бы громкий вопль. Курцио знал, что у герцогства Вартенслебенов возникли существенные проблемы, которые семья с переменным успехом старается разрешить…
— Смысл этого, прости Пантократор, «трактата» на самом деле очень прост. Упрощение сословного деления Империи, отмена привилегий лично свободных земледельцев. Передел земли с тем, чтобы у мелких людей осталось лишь право аренды. И… полное закрепощение пейзан.