Она задумалась ненадолго, произнесла, словно размышляя вслух:
— То есть по-настоящему знатного или просто сведущего человека мы такой хитростью не обманем. Это понятно. Но вряд ли мы здесь столкнемся с каким-нибудь графом. Поэтому…
Она хмыкнула, и Гавалю не понравилась эта ухмылка.
— Умеешь шить? — Хель повернулась к своей служанке. — Только хорошо.
Девчонка опять испугалась, ссутулилась, будто желая уменьшиться. свернуться в клубочек.
— Н-н-нет, — прошептала она, теряя от страха речь. — Не умею.
— Значит, умеешь, — решительно отрезала Хель. — Распустим костюм по швам, тот, белый, с жемчугами. Ткань хорошая, дорогая.
— Почистить надо будет, — вставил Марьядек. — Там еще сажа осталась. И крови мал-мала. Лучше бы продать по лоскуткам… Девкам и бабам на ленты в самый раз.
— Хм? — Хель снова повернулась к Виторе. — Кровь отстирывается?
— Соли распустить, половник на большой котел воды, — заученно прошелестела девушка, явно повторяя накрепко вбитые правила. — От заката до восхода замочить. Потом стирать в холодном. И что-нибудь кислое…
— Так и поступим, — согласилась Хель.
— Но что мы изобразим на флаге? — задался резонным вопросом Кадфаль. Судя по широченной улыбке, идея бродяге с дубиной понравилась. И Гаваль поставил бы хорошую серебряную монетку (имейся у него таковая), что бывшего крестьянина отдельно развлекает замешательство дворян, которым предлагалось странствовать буквально под «левой» тряпкой, очищенной от сажи с кровью.
— Рисовать не будем, — продолжила творческую импровизацию Хель. — Выкроим из черной ткани символы попроще. Для начала прихватим за углы фигур, чтобы держалось, потом уже швами по всей длине.
— Ну-ну, — еще шире осклабился Кадфаль, хотя это казалось выше человеческих сил и челюстей. — А чего нашьем то?
— Да, — поддержала Гамилла и назидательно просветила. — К выбору геральдических фигур надо подойти ответственно. Для нас лучше всего — хоругвь.
— А чего бы не прапор? — предположил Бьярн, задумчиво почесывая один из многочисленных шрамов, похожий на толстую веревку, зашитую под кожу лица.
— Прапор должен развеваться, иначе повиснет тряпкой, позорище выйдет, — категорически не согласилась Гамилла. — А хоругвь идет по-вдоль жерди, ее и пеший нести может пристойно. Следует правильно выбрать знаки. Например…
Тут арбалетчица выдала череду заумно звучащих слов наподобие «гонтовидный», «пурсиван» и «паноплия», от которых Гаваль сразу почувствовал себя очень глупым. Бьярн вступил в диспут, имея собственное понимание того, как следует изображать гербовую символику, прочие же навострили уши, готовясь к бесплатному развлечению.
— Нет.
Одно лишь слово резануло как меч, оборвав едва начавшийся спор.
— Нет, — повторила Хель. — Это нас как раз и выдаст. Если подделать обычный герб, он и будет выглядеть подделкой. Тут нужно что-нибудь необычное.
Все помолчали, обдумывая, тем более, что высказанная мысль звучала вполне здраво.
— И что же тогда? — вопросила Гамилла, даже не пытаясь скрыть недоверие.
Хель улыбнулась, брови ее на пару мгновений сошлись, будто перекатывая некую мысль. Затем женщина произнесла странные слова:
— Не можешь делать сложно, делай просто. Но так, чтобы казалось изысканным и многозначительным…
* * *
Одна из версий самодельной удочки (на самом деле их тьма):
https://www.youtube.com/watch?v=J0wbeWqyOP8&
Глава 4
Глава 4
Шторм завис в неустойчивом положении, как раскрученный волчок, готовый вот-вот качнуться в ту или иную сторону. Суровый холодный ветер мчался будто яростная колесница, разрывая в клочья гребни волн и белые тучи. Солнце то скрывалось за пеленой дождя, то пронзало холодными, яркими лучами рваные облака. Казалось, две могущественные стихии — небо и вода — приготовились к жестокой битве, а передовые отряды на границе уже ведут арьергардные схватки.
— Правее! Держи правее!!! — проорал Курцио во все горло далеким от придворной куртуазности голосом. Биэль, отчаянно хохоча, стиснула не по-женски сильными руками коромысло румпеля. Очередной порыв злого ветра надул парус из пропитанной рыбьим жиром шерсти, изогнул единственную мачту до скрипа. Крошечный кораблик, на котором не нашлось места даже для каюты, помчался еще быстрее, хотя это казалось невозможным. Из-за минимальной осадки лодочка буквально скользила по волнам, едва касаясь воды плоским дном. Или скакала по гребням наподобие сумасшедшего барана, это смотря как подойти к аналогиям. Словно предвкушая грядущий пир, над водой показалось несколько черных треугольников — плавники падальщиков, жаждущих добычи.
— Сейчас начнется! — воскликнул Монвузен, цепляясь за скудный такелаж, чтобы не вылететь за борт. Ограждений на кораблике, разумеется, не имелось.
Когда-то, давным-давно, во времена гибели Старой Империи, отчаянных морских сражений, где сталкивались целые флоты, и ковалось несгибаемое превосходство семьи Алеинсэ, такие быстроходные лодки применялись в качестве вестовых, чтобы передавать приказы, а также возить с корабля на корабль что-то малоразмерное и крайне важное. Со временем побоища с участием десятков галер и парусников ушли в хроники овеянного славой прошлого. Но «рассекающие море» остались, потому что им нашлось иное применение, далекое от войны, однако столь же опасное…
Мужчина, не выпуская одной рукой трос, второй быстро размотал короткую бухту веревки на поясе, зацепил крюк с пружинной защелкой о медное кольцо, привинченное к мачте. Теперь можно было использоваться обе руки, не слишком рискуя оказаться за бортом. Если выдержит канат, плетеный из пяти нитей, если выдержит, не сломавшись, пружина. Если…
Буруны, мечущие хлопья пены, неуловимо изменились. Сухопутный человек или обычный моряк ничего странного не заметил бы, но Курцио был отпрыском народа моря, к тому же знал, на что и как смотреть.
— Прямо! — скомандовал он, для верности махнув рукой с ладонью, выпрямленной «лодочкой» — Теперь только прямо! Что бы ни случилось, держи руль прямо до команды!!!
Шапочку сорвало ветром, коротко стриженые волосы Монвузена слиплись иголками. Биэль кивнула, взялась крепче за румпель, молясь, чтобы выдержала ее страховочная веревка. Маркиза устала смеяться, диафрагму сводило болезненными спазмами, однако неподдельный восторг, перемешанный с восхитительным ужасом, требовал выхода. Биэль мало что способно было удивить и тем более поразить, в ее-то возрасте и с ее опытом. Однако лазутчику императора это удалось, сполна и еще сверх того. Поэтому, невзирая на смертельную опасность забавы, женщина веселилась от души, чувствуя себя юной девой, перед которой открыт весь мир, и даже смерть не имеет над ней власти. Воистину, Монвузен сделал подарок дороже всех ценностей Ойкумены.
Ледяной ветер кусал плотную, обтягивающую одежду из промасленной кожи с шерстяной поддевкой. В обычных обстоятельствах Биэль замерзла бы до зубовного стука и онемевших пальцев, но сердечный жар струился по телу, разогревая кровь.
— Черт возьми, мой островной герой, я люблю тебя! — прокричала она, будучи не в силах справиться с накалом чувств. К счастью, в борт ударила шальная волна, и шквал, налетевший с рычащим воем, унес неосторожные слова, развеял их над беснующимся морем, не дав проникнуть в уши Курцио.
Биэль на мгновение задалась вопросом: а что она в самом деле чувствует по отношению к островному ренегату? Было ее порывистое признание нашептано подлинной страстью, от сердца, или же происходило из опьяняющего восторга удивительной забавой? Однако мысль развития не нашла, потому что началось главное.
Курцио бросил взгляд в сторону, туда, где поодаль раскачивался на волнах двухмачтовый корабль. Отсюда было плохо видно, тем более ничего не слышно, и все-таки Монвузен понял, что вся команда столпилась у борта, отчаянно размахивая руками, очевидно ликуя и ужасаясь.