В стороне бегал ребенок лет семи, блондинчик в зеленой курточке по самые щиколотки, а также темно-красном шапероне. Наверное, сын кого-то из стражников. Елена отметила, что парнишка слишком уж хорошо и одновременно не по росту одет, будто напялил заведомо чужое платье, притом недавно — подшить не успели.
Командир вышел вперед, корча рожи, однако не ради демонстрации. а скорее как близорукий человек, силящийся рассмотреть мелкую мелочь. Один из подчиненных, тот, что выглядел моложе всех, подобрался к уху начальства и зашептал, должно быть, расписывая происходящее. Начальник заставы кивнул, просветлел и стал отдавать какие-то указания.
Гаваль боялся — по-настоящему опасался — стрелков. Несмешная Армия, после того как арбалетчица поломала баллестер, оказалась полностью беззащитной перед метательным оружием. Несколько человек (включая лекарку, а также самого менестреля) могли худо-бедно швырять камни пращами, однако у заставников имелось, по меньшей мере, два самострела, хоть и с деревянными дугами, но все же смертельно опасных для оппонентов без брони.
Проход на мост загораживала шипастая «рогатка», судя по цвету и виду, служившая не одному поколению дозорных. Стража частично укрылась за преградой, остальные расположились по сторонам. Ребенок дисциплинированно спрятался за сараем. Командир выпятил грудь колесом и встал, заложив руки за спину, прямо на пути компании. Это весьма обнадеживало — если бы ожидалась драка или безыскусный грабеж, местные наверняка подошли бы ответственнее к вопросам безопасности. Впрочем, самострелы были натянуты, и владельцы их стояли так, что сразу набежать не вышло бы.
Интересно, подумал Гаваль, это у них в целом такое расслабление или нас не воспринимают как угрозу? Учитывая дымы по всей округе от сожженных деревенек, скорее второй вариант.
Когда отряд подошел к мосту, Гаваль прекратил играть. В наступившей тишине отчетливо было слышно, как холодный ветер шуршит высохшим ковылем, подвывает над рекой.
— Благородный господин изволит странствовать в сопровождении свиты! — провозгласила Гамилла. Дальше арбалетчица протараторила заранее выученную легенду о юном аристократе, путешествующем инкогнито в поисках знаний, приключений и ценного опыта.
— Пропустите нас, — закончила речь женщина с нажимом, однако без явного вызова, как человек, имеющий некое право.
Командир заставы поглядел на юного и безымянного аристократа, затем обозрел его свиту и в конце концов уставился на хоругвь. Артиго держался идеально, в точности как дворянин, презирающий скопом и по отдельности абсолютно все, за что цепляется благородный взор. Заставники смотрели в основном на Бьярна, который выглядел самым страшным.
— Хе, — произнес, в конце концов, старший заставы. Он, видимо, пришел к некоему решению, однако не спешил его реализовать. Судя по хмыканью и отсутствию подобострастия на широком лице, седоусого дядьку маскарад и фальшивая хоругвь из дорогущей материи не убедили.
— Да? — приподняла бровь Гамилла.
— А че железку таскаешь без обертки? — спросил командир вместо того, чтобы впечатлиться, осознать свое ничтожество и отступить. — Ржавеет ведь!
— Обет, — проворчал Бьярн. — Не заключать сталь в ножны, пока то и это.
— А чего, того и этого?
— Семейная тайна, — отрезал искупитель.
Гаваль как бы невзначай отступил, крутя в трясущихся пальцах дудку. В детстве будущий Потон-Батлео, как положено мальчишке, грезил об участии в великих сражениях, поближе к славе, однако подальше от риска. Мечтая о будущем, Галли, как звала его мать, странствовал рука об руку с людьми благороднейшего происхождения, участвовал в значимых событиях, вдохновлял воинов чудесной музыкой. Действительность, надо сказать, примерно соответствовала мечтам, здесь нашлось место и путешествиям, и встречам с носителями чистейшей крови, а уж значимых событий выдалось, пожалуй, с перебором. Однако воплощенные чаяния не радовали, скорее наоборот, пугали. Жизнь будто смеялась над юношей, не иначе произволом Темного Ювелира. Гаваль крепче сжал непослушные пальцы и стиснул зубы, чтобы те не клацали от страха.
— Ну да… Обеты, оно важное. Это дело полезное… А какие новости на югах? — спросил командир, не спеша представиться.
Бьярн шмыгнул носом, переложил меч с левого плеча на правое и добродушно спросил:
— Не обманули?
— Не-а, — качнул головой широколицый, тоже без какой-либо злости, будто собеседники деловито обсуждали ярмарочные цены или качество сала на продажу.
Видя, как спокойно развивается беседа, представители двух компаний немного расслабились, по крайней мере, внешне. Хель как бы невзначай продвинулась вперед, ссутулилась, глядя в землю.
— Хорошо придумали, — одобрил заставник. — Быдлу всякую, пожалуй, обманет, — он подумал несколько мгновений и великодушно сообщил. — Да чего уж, точно обманет!
— А ты не быдла всякая, — предположил Бьярн.
— Не-а, — подтвердил круглолицый. — Меня жызня покатала, пообтерла. Это я щас тут в теньке спокойствиям радуюсь. А до того разное повидал.
Он сделал витиеватое движение рукой, долженствующее показать удивительные хитросплетения жизни.
— На чем спалились? — деловито спросил порубленный искупитель.
— Наглые больно, — с прежним великодушием поделился мудростью заставник. — Морды в землю не утыкаете, на господина юного смотрите без должного почтения. И нет промеж вас капитана. А быть должон, ведь парнишка сам команды не раздает, моложавый больно.
— Ну да, — почесал плешивый затылок Бьярн. — И то верно…
— Так что, думаю, вы мальчонку от большой напасти увозите. И мальчонка не купеческий, — командир искоса глянул на Гамиллу, оценив ее узнаваемую татуировку на лице.
— А чего так? — это спросил уже Кадфаль.
— Да бросьте, — аж поморщился усатый. — Стать не торгашеская. Такую морд… физиономию толстый кошель не дарит. Ее только по рождению Боженька выдает. И не стала бы Госпожа стрел наниматься к аршиннику. А благородный не взял бы в свиту бретера.
Гамилла промолчала, сохраняя на лице выражение строгой насупленности. Раньян с отсутствующим видом тронул рукоять сабли, заставив оружие качнуться на перевязи. Гаваль аж удивился, несмотря на липкий страх. Какое тонкое наблюдение, тем более сделанное обычным сержантом из дикой глуши! Видать, на самом деле жизнь пообтерла, если человек с одного взгляда может различить спесь купца и аристократическое превосходство.
— Ну да ладно, чегось там на югах? — напомнил заставник. — Баяли тут прямоезжие, в Пайте снова буза да погромы случились?
Его славное воинство немного расслабилось, хотя самострелы оставались взведенными. Ребенок вернулся из-за сарая и снова затеял игру с разноцветными камушками, выбивая одни другими по каким-то неизвестным правилам. А может и без правил вообще, веселья ради. Судя по развороту головы, Хель попеременно смотрела то на заставника, то на малыша, и это Гавалю не понравилось. Ужасно не понравилось. Впрочем, что здесь и сейчас могло понравиться?..
— Ничего хорошего, — двинул широкими плечами Бьярн. — Кто-то кому-то снова по мордасам навешал. Вроде как графья бунт с прочими раздорами учинили. Но мы люди маленькие. Так, побоку монеток перехватываем. Заказали отвезти куда подальше, вот и везем.
— Ага, — кивнул заставник, даже не пытаясь скрыть добродушное недоверие. Вздохнул, будто подведя черту и сокрушаясь, что пора заканчивать душевную беседу с хорошими людьми. Затем почесал давно небритый подбородок и сообщил с прямо-таки крестьянской рассудительностью, не быстрой, но цепкой. — Ну, с флажком хорошо придумано, прям уважаю. Но денежку отсыпать все ж придется. И эту… перемию.