Князь отчетливо выделил голосом слово «значимое», намекая со всей откровенностью на то, что «значимость» подразумевается отнюдь не для равнинного дворянства. Курцио слабо улыбнулся — он единственный в совете понимал смысл поговорки Гайота насчет Луны. Суть ее заключалась в том, что на заморочки с древностью рода, столь значимые для «плоских земель», горцы клали всяческие оскорбительные предметы и не считали себя хоть в чем-то ниже прочей аристократии.
Шотан открыл и закрыл рот, граф явно собирался в очередной раз съязвить, но глядя на хмурый профиль императора, неожиданно передумал.
— Я подумаю над этим, — негромко вымолвил Оттовио. — В свое время.
Он развернулся к сподвижникам, будто хотел резкостью движения закончить обсуждение предыдущей темы, не дав никому повод вставить еще хоть слово.
— «Турнир Веры». Что вы думаете о нем, как способе пополнить скарбницу? — быстро и напористо вопросил император. — Церковь указывает, что традиция была прервана в силу… известных событий. Это создает кривотолки, искажает образ преуспевающей монархии. Ибо в традициях и преемственности коренится устойчивость.
— Не вижу в этом смысла, — осторожно заметил Курцио. — Очень, очень дорогое мероприятие. Чтобы его должным образом провести, надо будет тратить деньги в течение года. Это ведь осеннее событие, не так ли? Позволю напомнить уважаемому собранию, что мы до сих пор не можем свести доходы с расходами. И это без учета постройки новых кораблей, которые следует заложить как можно скорее. А еще предстоит ремонтировать стены и прибрежную крепость, чтобы Сальтолучард не высадил десант прямо на причалы Мильвесса.
Биэль с преувеличенной аккуратностью сложила руки на столе, ладонь поверх ладони, выпрямилась еще больше, накинув маску вежливой холодности. Курцио с непростительным опозданием сообразил, что сказанное можно было истолковать как выпад в сторону маркизы. Ведь это Биэль вела сложнейшие переговоры о новом большом займе, который покрывал бОльшую часть будущих расходов на войну. И хотя основные условия давно были оговорены и приняты, деньги пока запаздывали. Неловко вышло, несуразно…
— Это потому, любезный друг, что вы непривычны к такого рода времяпровождениям, — тут же высказался герцог Вартенслебен.
— Увы, — сардонически поджал губы шпион. — Подобный опыт мне чужд.
— Моя же младшая дочь имеет некоторые навыки и познания в работе ярмарок, — напомнил герцог. — С весьма успешным итогом.
— Разве Турнир — это ярмарка? — приподнял брови Курцио. Судя по выражению лица Оттовио, император тоже удивился, хоть и молча.
Шотан откинулся на спинку резного кресла со скучающим видом, как бы демонстрируя, что вопросы заработка его в данный момент не интересуют. Граф ждал, когда (если) зайдет речь о трате денег — на войну и войско.
— Это повод для организации большой ярмарки, — улыбнулся герцог, стараясь в идеальной пропорции смешать превосходство и вежливость тона. — Негоцианты, торговые гильдии изголодались по хорошим новостям, кроме того минувшие… события не способствовали обороту денег и товаров. Остров начал блокировать морские пути. Большая, хорошая осенняя ярмарка под покровительством Его Величества — это как раз то, что благотворно скажется на денежных делах Короны.
Удолар не стал повторять, что солидная часть ярмарочной пошлины традиционно является личным доходом императора, все и так помнили этот важный нюанс.
— А еще Флесса придумала одну интересную вещь, — герцог ковал железо, едва вынув раскаленную крицу из горна. — По опыту ярмарочных забот. Она не успела воплотить ее, однако готова подарить Вашему Величеству.
— Интересно… что же это за вещь?
— Лотерея.
— Лотерея… — эхом отозвался Оттовио и подумал вслух. — У нас… то есть на Острове, пока я жил там, иногда проводили что-то подобное…
— Островные лотереи — вопрос веры, — Удолар и Флесса неплохо подготовились, и герцог говорил как по писаному. — Это не способ заработка, а заигрывание с чернью, одаривание оной знаками божественного благоволения. Деньги — лишь символ, средство окупить расходы на изготовление амулетов. Моя дочь придумала, как сделать лотерею способом заработка с понятным и хорошо организованным учетом.
— Полагаю, ваша семья будет претендовать на сбор доходов от лотерей? — Оттовио посмотрел на герцога прямо и строго, будто говоря «я знаю, в чем твой интерес!». — Откуп?
— Мне кажется, это было бы справедливо, — Вартенслебен взгляд опустил, однако голос герцога звучал ровно и с хладнокровным достоинством. — Дело следует поручать наиболее опытному и сведущему. А моя дочь здесь и сейчас — лучший знаток создания ярмарок. И лотерей.
«Да, знаешь, но кому еще ты сможешь доверить это, мальчик?»
— Боюсь, прекрасной Флессе понадобится… помощь, — вежливо хмыкнул граф. — Ведь чтобы ее ярмарки прошли должным образом, ваш сын разорил и разграбил несколько соседских.
— Досужие слухи. Это была исключительно защита наших гильдий, чьи интересы злостно нарушались. Полагаю, будущей осенью мы сможем обойтись без такого рода… эксцессов, — герцог кивнул Шотану с видом благосклонной снисходительности, дескать, ценю вашу заботу, однако не имею нужды в оной. Курцио, глядя на этот обмен ударами невидимых клинков, подумал: видно, правдивы слухи о том, что граф аккуратно, намеками, сватался к Вартенслебену, прося руку младшей дочери, но получил столь же завуалированный отказ. Обе стороны пришли к выводу, что оппонент — идиот, не понимающий своего счастья, и это не добавило миролюбия в отношения графа и герцога.
— Я обдумаю это, — вымолвил император.
— Моя дочь готова со всеми подробностями описать, как она видит сие предприятие, — указал Вартенслебен. — Когда и если Вашему Величеству будет угодно выслушать ее.
— Я обдумаю, — повторил Оттовио с легкой ноткой раздражения, и Удолар замолк, понимая, что напирать дальше не стоит.
Шотан молчал и улыбался с видом человека, далекого от суетных забот по добыванию хлеба насущного. При этом герцог знал, что на днях граф кулуарно представил Его Величеству собственный план спасения и пополнения казны. «Безземельный» подошел к вопросу традиционным для себя путем и на всякие полумеры вроде порчи монеты и продажи должностей размениваться не стал. Он подробнейшим образом расписал программу обширных проскрипций всех, кто сколь-нибудь запятнал себя связью с островными регентами. Помимо этого Шотан предложил новый единоразовый (для начала) сбор, назвав его красиво — «благотворительный взнос». Благотворительность представляла собой обычное, хотя и весьма изящно обоснованное, вымогательство со всех не-дворян. Дескать, бедный человек вынужден экономить, следовательно, у него есть сбережения, которые он, как верноподданный, будет счастлив разделить с императором. Состоятельный человек не экономит, ведет роскошный образ жизни, следовательно, опять же имеет деньги для любимого повелителя, который суть опора, защита и так далее.
Удолар, конечно же, подобный радикализм не поддерживал, отчетливо понимая неизбежные последствия, однако наедине с самим собой вынужден был признать, что если будущий год не принесет военных побед, укрепления Трона, оживления торговли, нормального сбора податей и прочих облегчений… кто знает. Все может случиться. Поэтому шпионы и наиболее верные, доверенные счетоводы Вартенслебенов потихоньку составляли тайный список не только сторонников регентского совета и Острова, но и всех, кто имел значимую собственность, однако по разным причинам не мог рассчитывать на серьезное заступничество приматоров. Таковых нашлось удивительно много, и даже если бы удалось обратить в живую монету лишь треть их совокупного имущества, а также отобрать и перепродать значимые привилегии, это решило бы наиболее острые проблемы Двора. А отщипнуть немного в пользу Вартенслебенов за труды их тяжкие — сам Бог велел.