Курцио сделал паузу, дав собеседнице время, чтобы оценить масштаб.
— Забавно, — промолвила маркиза. — Я никогда не смотрела на проблему в таком… аспекте. Хотя нет. Правильнее сказать, я никогда не думала о том, насколько тесна связь между блеском военного, благородного сословия и презренным трудом земледельца. Если убрать из этого уравнения Великого Посредника.
Лазутчик едва заметно склонил голову, оценив, как изящно маркиза показала, что сведуща в особом торговом языке Острова, где «Великим Посредником меж людьми» именовались деньги. Курцио хотел продолжить, но Биэль остановила его, подняв руку.
— Нет. Я испытываю чувство некоторого стыда из-за того, что, будучи потомком своего отца, так поверхностно знаю суть его бытия как дворянина. Дальше попробую разгадать эту загадку сама.
Курцио молча кивнул, принимая желание собеседницы.
Мы обменялись незнанием, подумал он. Происхождение Малиссы Эфитуаль против земельного вопроса… Взаимный баланс слабостей и силы, вот фундамент, на котором строится прочная связь между мужчиной и женщиной. Интересно, опасается ли маркиза Вартенслебен потерять благосклонность Монвузена в той же мере, как он боится разочаровать ее? Тайна, которую один никогда не раскроет другому.
— Кавалеры беднеют уже столетие подряд, — нахмурилась тем временем означенная маркиза, ее тонкие, угольно-черные брови сошлись изящным уголком, будто крылья морской чайки. — Крупные землевладельцы, «выдающиеся» дворяне скупают их земли, разоряют, низводят в ловагов, а то и сержантов. А если нет земель… и крестьян, то нет и положения. Благородный человек превращается в обычного всадника с копьем.
— Совершенно верно.
— Эфитуали предлагают посадить всех крестьян на землю без права свободного распоряжения. Превратить в рабов, пусть и наделенных ограниченными правами, чтобы люди чести получили гарантированное обеспечение. Верно?
— Да, так и есть.
— Но даже если предположить, что обойдется без великой смуты подлого сословия… Или что таковая будет успешно подавлена без чрезмерного ущерба… это лишь временное решение, — задумалась маркиза. — На одно или два поколения, может быть и больше, однако не намного. Ведь корень зла не в том, что крестьяне вольны покидать землю, а в постоянном сосредоточении этой земли в руках знатных и сильных. А его прервать невозможно. Если только не покуситься на сами основы мироустройства, дарованного нам Божьим провидением.
— Все так, — Курцио обозначил вежливый поклон, стараясь, чтобы движение не казалось снисходительным или саркастическим. — Это решение вопроса на считанные поколения. И черт бы с ним, буду откровенен, у Империи хватает забот сегодняшнего и завтрашнего дней, поэтому я не слишком забочусь о грядущем, которое заведомо не увижу. Но всеобщее закрепощение потрясет основы державного устройства и дастся очень уж дорогой ценой.
— До которой Эфитуалям дела нет, — подхватила мысль женщина. — Равно как и прочим ценителям сего трактата. Их волнует лишь желание заполучить крепостных рабов, которые умножат силу высшего дворянства и вернут блеск тем, кто обеднел. К тому же издержки, а также всеобщая ненависть низших обратятся в первую очередь на Двор.
— Сегодня мне приходится умерить свое красноречие, — Монвузен эффектно развел руки, как в театре. — Мой удел в этой беседе лишь выражать согласие!
— О, меньше демонстративной скромности, — улыбнулась маркиза. — Тебе не идет. Что ж, соболезную.
— Принимаю соболезнование, — проговорил Курцио, глядя в пустоту. — К сожалению, проблема повсеместного обнищания и разорения всадников действительно имеет место. И всем нужны войска, особенно теперь. Нам в первую очередь. Если сюзерен не может прокормить вассалов земельным содержанием, за службу придется платить. Как Двор платит роте Шотана и пехоте Столпов… А тратиться никто не желает, поэтому глупые и радикальные идеи обретают все больше сторонников. И обуздывать их становится все труднее…
Они обменялись понимающими взглядами, а затем Биэль негромко выразила общую заботу, что витала в воздухе уже не первый день и даже не первую неделю, словно запах ладана — неуловимо и в то же время достаточно ощутимо:
— Кажется, правление Оттовио становится не таким блестящим, как мы пытаемся всем продемонстрировать.
— Что поделать, — пожал плечами Курцио. — Нет великих правителей без соответствующих задач. Мелкие заботы порождают мелких людей, таков закон истории.
— О, мой милый, ты философ, — мягко произнесла Биэль, снова проведя пальцами по щеке Курцио, на этот раз, спустившись по шее почти до ключицы. — А теперь скажи, какова твоя главная забота?
Лазутчик императора подавил желание от всей души поцеловать любовницу, задумался над ее вопросом. С лисьей улыбкой предложил:
— Обмен?
Она лишь вновь приподняла бровь и чуть повернула голову, глянув чуть искоса, приглашая объяснить более развернуто.
— Расскажи о своей главной заботе. И я назову свою. Справедливый обмен.
Биэль помолчала немного и, когда мужчина уже был готов узреть изящный маневр уклонения, негромко и очень серьезно произнесла одно лишь слово:
— Пираты.
Теперь настала очередь Курцио изобразить немой вопрос. Он в какой-то мере догадывался о сути проблемы, однако хотел услышать больше и непосредственно от заинтересованного лица.
Баланс, повторил сам себе лазутчик. Всегда и во всем сохранение равновесия. Даже с женщиной, которую хотел бы назвать своей до конца земного существования. Ты что-то даешь, но что-то необходимо получить взамен, и принцип равноценности должен соблюдаться неукоснительно.
— Пираты, — недобро повторила маркиза. — Они стали действовать слишком успешно.
— Это неизбежное зло, — подал мяч Курцио, однако вместо облегчения беседы получилось обратное.
— Ты будешь учить меня семейному делу? — раздраженно бросила она.
— Нет, — смиренно ответил Курцио. — Я лишь напомню, что пираты основали семью Алеинсэ. Их кровь — моя кровь. Морской разбой был и пребудет до того времени, пока суда выходят в море. А в смутные времена его существенно больше.
Биэль тяжело вздохнула, явно превозмогая приступ искренней злости. Справилась и вымолвила почти спокойно:
— Нет. Потери слишком велики, — она сделала паузу и повторила с отчетливым ударением. — Слишком!
— Сказывается ваша прежняя связь с Островом? — дипломатично предположил Курцио, зная, впрочем, ответ. — Вы посвятили Тайный Совет во многие секреты.
— И, разумеется, мы учли это, когда приняли сторону истинного государя. Нет, — решительно отрезала маркиза. — Против нас играет кто-то посвященный во все тайны, знающий все маршруты, секретные укрытия и стоянки, места встреч и обменов. Это член семьи или кто-то из ближайшего окружения. Но мы не можем найти этого «кого-то». Пока не можем.
— Я могу помочь, — серьезно предложил Курцио.
— Нет, — качнула головой Биэль. — Это наша семейная забота.
— Как скажешь.
— Милый, — слабо улыбнулась она с легчайшей ноткой извинения. — Я доверяю твоим способностям, однако сейчас тебе лучше заниматься делами Империи, сжимая их в кулаке, а не хватая растопыренными пальцами. Устоит Оттовио, удержимся и мы, пусть не без потерь.
Она замолчала, однако невысказанное тоже было очевидным: старый герцог хоть и принял выбор старшей дочери, а также оценил важность верховного шпиона для императора и Ужасной Четверки, однако сохранил более чем прохладное отношение к островному ренегату. Если Курцио запустит щупальца в дела Малэрсида дальше положенного, хоть и с внешне благими целями, это вызовет… последствия. Бог знает какие, учитывая, что возраст не умножил доброту и человеколюбие Удолара.