— Я обязан тебе многим.
Голос Артиго тоже звучал… по-иному. Исчезли писклявые нотки, а также капризная требовательность.
— Жизнью в том числе. И я спрошу… еще раз. То, что ты говорила про Справедливость, пятое королевство, великие и удивительные идеи. Про имперский суд и единый закон для всех людей. Это… правда? Такое возможно?
Елена ждала, что юноша станет допытываться, откуда простая женщина таких идей набралась, чем докажет, на какие источники ссылается и так далее. Она даже была готова рассказать ему свою подлинную историю, потому что… время и место такие. Значимые, потусторонние, располагающие к тому, чтобы тайное становилось явным. Но Артиго не ждал подробностей. Он готов был поверить фамильяру на слово, очевидно считая, что верность, доказанная делом, и удачливость, происходящая не иначе как Божьим попущением, есть лучшее поручительство. А может быть…
И тут Елена впервые, пожалуй, серьезно задумалась над тем, как видит ее молодой человек. Как и — главное — кем. Очевидно, рыжеволосая лекарка и убийца в глазах Артиго была кем угодно, только не простолюдинкой, которую ветер перемен прибил, как осенний лист, к Несмешной армии.
— Это правда, — сказала она. — И это возможно. Даже горстка людей может необратимо изменить мир. Но… как и говорилось прежде… только на изломе эпох и веков, когда старые порядки свое отжили, а новые пока не родились.
— А сейчас именно такое время, — эхом отозвался он.
— Да, — согласилась Елена и сочла нужным предупредить. — Но успех не гарантирован. И вероятность его ничтожна.
Она сделала паузу и подумала, склонив голову, затем продолжила с той же беспощадной прямотой:
— Я не отказалась от прежних мыслей и желаний. Ни в чем. Но… я бою… опасаюсь их. Теперь, когда увидела цену поспешных действий.
— Ты жаждешь достижения, но боишься пути к нему?
— Наверное… да, наверное так можно сказать.
— Я обладаю величием… — Артиго скривился и поправил сам себя. — Тенью величия. Пока лишь тенью. Но у меня нет знаний, коими облечена ты. Тебе ведомы удивительные тайны и вещи, но за тобой не пойдут люди. Происхождение значит не все, но многое. Очень многое.
Это факт, мысленно согласилась Елена. Не многое, а почти все, коль уж говорить откровенно.
— Я устал бояться. Я хочу жить и хочу… властвовать. Быть хозяином своей судьбы. Воздать должное друзьям и врагам. Забыть, что такое дрожь испуга. Хочу больше никогда ничего не бояться, — все с той же откровенностью поведал Артиго. — И понимаю, что это невозможно. По правилам того мира, который управляет нашей жизнью.
Он сжал игрушку обеими руками, прижал к груди, кажется неосознанно, будто защищаясь от образа враждебной вселенной. Голос отрока дрогнул, однако, лишь на мгновение.
— Меня учили жить по уставу мироздания, и я знаю его в совершенство. Но по этим правилам я всего лишь беглец, сын убитых родителей, жертва обстоятельств и чужих помыслов. Можно убегать, можно спасаться, идти от одной маленькой победы к другой… Но придет день и час, когда меня просто убьют. Или превратят в орудие чужой воли. А это, быть может, хуже смерти.
Факт, молча согласилась Елена. Здравое рассуждение.
— Я могу жить, быть господином самому себе и другим лишь в изменившемся мире. С иными правилами. Но чтобы его построить, следует уничтожить этот. Разрушить и создать. Погубить старую империю… придумать новую и, — он запнулся на слове, которому придали новый и невероятный смысл. — Продать ее всем. Я не знаю как.
Артиго смотрел на Елену прямо, не мигая, и красно-желтые огни танцевали в расширенных зрачках мальчика, потерявшего детство.
— Но ты знаешь.
Так прозвучало главное. Елена по-прежнему, не издав ни звука, медленно склонила голову, то ли подтвердив озвученное предположение, то ли соглашаясь с размышлениями Артиго насчет его судьбы.
— Мы ничего не стоим порознь, — сказал отрок. — Но… Господь провел нас обоих через удивительные и ужасающие испытания, соединяя пути…
Он запнулся, будто растеряв слова. С полминуты Артиго кривился, наверное пытаясь выстроить новую речь, затем уставился на женщину, словно передав ей очередность реплики.
— Да, — просто вымолвила она. — Я понимаю и согласна.
— Ты мой фамильяр. Я не требую от тебя слепого послушания, — сказал Артиго. — Но хочу видеть уважение. И подчинение… в разумных границах.
— Хорошо, — согласилась она.
— Начнем с того… — он вздохнул и на мгновение стал похож на обычного подростка, ждущего и жаждущего прикосновения к Тайне и Приключению. Но лишь на мгновение.
— Начнем с того, что я хочу научиться твоему языку.
— Что?
Артиго едва заметно поморщился, и теперь вздохнула Елена, понимая, что снова поступила… глуповато. Ведь она уже не раз показывала знание куда большего числа разных слов и понятий, чем содержит общее наречие Ойкумены.
— Зачем? — все же спросила Елена.
— Но это же очевидно, — скупо, но искренне улыбнулся Артиго, и женщина вдруг подумала, что не может вспомнить, а видела ли она его ранее с улыбкой на угрюмом лице? Хоть раз. Чтобы настоящая радость, а не протокольный оскал.
— Если мы владеем наречием, которое больше никому неведомо, значит можно писать и общаться тайно, чтобы никто не понял, — объяснил Артиго. — Кроме того, мне кажется, ты знаешь вещи, которые можно понять лишь думая их по-твоему. Например «превосходное превосходство» власти. Оно ведь не так звучит и не это значит по-настоящему. Верно?
Он так и сказал: «думая их», и Елена вздрогнула от неожиданности, а также холодка, прошедшего вдоль позвоночника. Черт возьми, она все время забывает, что мелкий парнишка… хотя нет, этот молодой человек — по-настоящему наблюдателен и умен. Сколько дней, недель он внимательно следил за спутницей, делая выводы из увиденного?
А еще Елене подумалось: какой эликсир может выйти из этих ингредиентов… Ум, наблюдательность и воля, а в придачу к ним душа, перекореженная воспитанием и многоликим страхом. Закомплексованный и умный парень, который жаждет безопасности через власть над всем и верит, что сам Пантократор ведет его сквозь испытания, чтобы закалить ради великих свершений… жуткое сочетание, коль здраво подумать.
Не дождавшись ответа, подросток безмолвно вытянул руку над огнем, раскрыв ладонь. Елена долго смотрела на бледные пальцы, которые давно не походили на изнеженную ручку дворянина. Затем протянула собственную ладонь, и рукопожатие скрепило двух людей, столь разных и в то же время удивительным образом связанных единой судьбой.
Артиго помолчал еще немного, опять взявшись обеими руками за игрушечного рыцаря, затем проговорил торжественно и нараспев, однако не рисуясь, будто короткую фразу должно было изречь лишь таким образом, словно заклинание:
— Felly byddwch yn.
«Да будет так» — перевела архаичное произношение лекарка, которая готова была поклясться, что уже слышала эти слова, только не могла припомнить, как и от кого.
Пусть будет так…
Пальцы разжались, и рыцарь упал в огонь. Пламя тут же бросилось пожирать хорошо просушенное дерево, струйка чадного дыма взвилась над костром и растворилась в полутьме. Игрушка сгорала быстро, и Артиго, едва-едва моргая, неотрывно смотрел, как превращается в угли еще одна вещица, связывающая Готдуа-Пиэвиелльэ с другой, прежней жизнью.
Пламя танцевало в сплетении непредсказуемой изменчивости, мириады оттенков красного, желтого, оранжевого перетекали друг в друга. Цвет и форма становились ритмом, древним, как само Время, и движение размерности подхватывало созерцателя, уносило в Предвидение, размывая непреодолимую грань между «было» и «станет»…
Елена моргнула и в краткий момент, пока веки смыкались, чтобы раскрыться вновь, перед внутренним взором женщины пронеслась череда событий, которые еще не произошли, но в то же время стали глубоким прошлым.
Волнующееся море.
Мокрые доски под ногами, плохо, торопливо высушенная древесина, взятая на строительство по принципу «корабль все равно закончится раньше, чем сгниет».