Габит возвращается через несколько минут (в течение которых в комнате стоит полная тишина):
- Вот, - лейтенант поспешно кладёт перед майором заполненный бланк протокола доставления.
Касымбетов, не читая, подвигает протокол священнику. Тот пробегает по бумаге глазами и, найдя графу "…у доставленного жалобы имеются/не имеются ", принимается лежащей на столе ручкой аккуратно вносить целый пакет жалоб на то, что необоснованно задержан…
- … Что дальше? – сдержанно спрашивает майор по окончании канцелярской волокиты. Уже всерьёз прикидывая, сколько и чего придётся отдать в Департамент Внутренней Безопасности.
- Теперь требую пригласить дежурного прокурора, - кивает священник глазами на свой экземпляр документа. – Вы же не думаете, что я это писал сам себе на память?..
Касымбетов в который раз спрашивает себя, не зря ли он сдался сразу, не попытавшись даже побарахтаться. Но, каждый раз подымая взгляд на священника, одёргивает сам себя: всё правильно. Лучше пожертвовать меньшим, чтоб сохранить большее.
Это военный Рома, по прозвищу «Солдат», может себе позволить не знать политических реалий места, где живёт. А должность Касымбетова к этому уже просто обязывает.
Православная Церковь сама по себе является неприкосновенным институтом в стране, по целому ряду политических моментов. Не в последнюю очередь потому, что её патриарх (или как там он у них называется) – лучший друг своего президента, у Северного Соседа. А президента Северного Соседа собственный президент старается максимально не злить.
Кстати, масса преференций именно Православной Церкви в узких кругах давно раздражает некоторых ортодоксальных мусульман: дескать, как так? Почему у себя дома религия соседей имеет статус чуть ли не неприкосновенности, когда своих трамбуют в хвост и в гриву?
Но эти вопросы проходят по разряду риторических, политика всё равно определяется даже не на уровне Министра. А повыше…
Наконец, через сорок минут прибывает дежурный прокурор и русский священник вручает ему своё заявление.
Дежурный прокурор бросает нечитаемый взгляд на сотрудников полиции, расписывается на копии заявления священника и молча убывает.
- Всего доброго, - русский мулла наконец, поднимается со своего стула. – Меня кто-то проводит?..
- Пойдёмте, - суетливо открывает двери перед русским Габит. – Вас так не выпустят, я провожу…
- … видимо, разбор полётов с прокурорскими будет после паузы. – Абсолютно спокойно говорит Касымбетов Роме, когда они остаются одни. – Что-то наверняка прилетит с той стороны, как пить дать. У прокурорских свои палки в конце периода.
- Хорошо, не увольнение, – апатично соглашается Рома. – Хорошо, месить его не стал… Как пошептало что…
- Это было бы некстати, - сдержанно соглашается Касымбетов. – Рукоприкладство в перечне жалоб ситуацию явно бы не улучшило.
Касымбетов не говорит вслух того, что чувствует, но не может сформулировать: только Роме могло прийти в голову поднять руку на русского церковника. Видимо, этим опытный и талантливый сотрудник и отличается от новичка или посредственности.
Майор не может сказать, что было бы. Но однозначно, начни они прессовать попа, выговором в итоге бы не отделались. Касымбетов это чувствует всеми фибрами души, но не может ни доказать, ни объяснить природу ощущения.
Рома – материалист. Предчувствия для него не аргумент. Потому Касымбетов через несколько минут выбрасывает из головы текущую неприятность и переключается на «горящие» задачи.
Тем более что в жалобах священника фигурировал, преимущественно, только Рома. Никак не сам Касымбетов.
В крайнем случае, "Солдата" можно будет и уволить. Если не получится спустить на тормозах.