Хемфри сердито буркнул:
— Болтун! Я стою выше классовых интересов.
Сверстников ему напомнил:
— Ваш великий Линкольн думал по-другому. Вы уже слышали, как он думал. Нет, буржуазия не станет расходовать бумагу, содержать людей, если это ей не приносит пользу. Ей нужен бизнес, все равно какой, моральный или материальный. Вы знаете силу социалистического реализма, потому и воюете против него.
Хемфри поглядывал на картину с резвящимися медведями и морщился.
— Это, наверно, социалистический реализм? — спросил он, глядя на репродукцию.
Сверстников давно намеревался снять со стены эту очень неудачную копию с творения Ивана Ивановича Шишкина «Утро в сосновом лесу».
— Это всего лишь бездарная копия. А если хотите посмотреть социалистический реализм в живописи, поедем к художнику Павлу Архипову.
— Мы не возражаем, — ответил Хемфри.
Сверстников позвонил художнику.
— Ты можешь нас принять? Да человек пять… американцы… Все в порядке, едем. Не эта, а настоящая картина Шишкина хороша. Знаете, медведей написал не Шишкин, а другой художник — Савицкий.
Вяткина пошла провожать американцев в гардероб. Хемфри взял ее под руку.
— Нам хотелось бы видеть Зименко и Лушкина.
— Они мои друзья, думаю, они охотно встретятся с вами.
— Вы говорите на чистейшем английском языке моей страны, — похвалил Хемфри и подал Вяткиной визитные карточки. — Здесь указан телефон.
Вяткина доброжелательно приняла визитные карточки, ямочка на ее щеке трепетала.
— Я долгое время жила у вас…
— Вот как?!
Американцев встретил коренастый, широколицый, лет сорока пяти мужчина, с приветливой улыбкой.
— Проходите, господа.
Из окна во всю стену широким потоком вливались лучи солнца.
— Здесь, — Сверстников весело обвел рукой мастерскую, — здесь капелька России, здесь теплый луч ее.
Со стен смотрели люди России. Девушка устремила вперед полный решимости взгляд. На ней еще платье школьницы. Завтра она его снимет: ей входить в жизнь. Рядом портреты Михаила Шолохова, Леонида Леонова, Константина Паустовского. Пейзажи: степи, леса, реки, озера.
— Я только что вернулся с Алтая. — Архипов показывает этюды. Горы утопают в синеве, пенятся горные реки, несутся куда-то олени.
Хемфри наигранно воскликнул:
— О, вы, господин Архипов, старомодный художник! У вас есть страшный соперник — цветное фото.
— Это я уже слышал не раз. Мы не боимся цветного фото, страшит оно абстракционистов. Оно страшно этим художникам, они не обладают мастерством, у них нет воли, выдержки. И не только этого у них нет. Глаз их не умеет видеть природу, людей, жизнь. Честно говоря, мне их жалко. Это несчастные люди.
— Вот как! — Хемфри засмеялся. — Но зато вас не жалеют. Новое время жестокое — абстракционисты растопчут вас.
— Грозилась синица море зажечь, — как бы между прочим сказал Архипов. Он накрыл стол скатертью, поставил рюмки, коньяк и водку. — Я вас не готовился встретить. Но по русскому обычаю я гостей встречаю хлебом и солью. — На столе были действительно хлеб, соль, зеленый лук, шпроты, селедка, буженина. — Ваше здоровье, господа!
Выпили и закусили луком с черным хлебом.
— Превосходно! — сказал Филикман.
— На здоровье, — Архипов улыбнулся. — Мы, реалисты, обязаны истории. Искусство родилось вместе с гончарами, кузнецами, плотниками, ружейниками, малярами, портными, ткачами. Мы от них. От кого же идут абстракционисты?
Филикман ответил:
— Ни от кого.
— Неужели вы верите в это? Дерева не будет, если нет корней, дерево не живет, если оно не связано с матерью-землей, не питается ее соками. Какое же может быть искусство, если оно не имеет корней в народе. У такого искусства нет прошлого, нет настоящего, какое же может быть у него будущее?!
Хемфри поднял рюмку, но не выпил, он смотрел на картину «На полевом стане». Его вниманием овладело солнце. Он где-то и когда-то видел такое солнце, но только один раз, оно так много обещало наступающему дню… Да, да, это было тридцать — тридцать пять лет назад, тогда утро он встречал на берегу озера Мичиган, это солнце было ласковое и теплое, как рука матери… И в этот день у него была удача — напечатали его первую большую статью… И не только это: в этот день Мэри, его теперешняя жена, сказала «да», и он стал солидным человеком. С «да» пришло большое приданое от ее отца, видного политического деятеля США.