Кассирша посмотрела в сторону кондитерского отдела — там в вазах стояли «Мишка косолапый», «Мишка на севере», «Петушок», «Салют», «Весна», «Трюфели».
— Все-таки конфеты «А. П. Чехов» лучше всех, — сказала она.
— Сколько платить?
Кассирша подала ему чек.
Когда Нелля пришла на работу, на ее столе стояли цветы и лежала коробка конфет с запиской: «Поздравляем с двадцатипятилетием! Катя и в придачу Сергей Сверстников».
«Откуда Катя знает Сверстникова?» — удивилась Нелля.
Конечно, о важном событии в жизни Нелли узнала вся редакция. Дверь в коридор не закрывалась, сотрудники крепко жали Нелле руки, приносили подарки: книги, открытки, милые безделушки. И Нелле было очень радостно. А ведь она хотела скрыть от всех сегодняшний ее праздник. Нелля не заметила, как прошел день. Николай Васильев зашел за ней, и они, попрощавшись со Сверстниковым, пошли в ресторан «София». Вышли в коридор, повстречали Курочкина. Он подмигнул и пропел: «А я люблю высокого…» Как только скрылась его широкая спина, Нелля выругалась:
— Вот черт, всегда мне на пути встречается.
— Чего попусту волнуешься.
— Как это попусту? — гневно спросила Нелля.
Когда уже вышли на улицу и их пальцы сплелись, она тихо заговорила:
— Любовь — это тайна двух, к ней никому-никому нельзя прикасаться. Ведь другой, он неосторожный, а может быть, неуклюжий, заденет и поранит… К чужой любви никому нельзя прикасаться… Я пугаюсь, когда нечаянно вижу целующихся, мне стыдно становится… Коля, к чужой любви прикасаться нельзя ни словом, ни взглядом. Там такое чистое, возвышенное и такое тайное… Ой, ну как же можно к ней прикоснуться! А он фальшивит: «А я люблю высокого». — Нелля замолчала, пожала крепко руку Николая, и от этого ему стало хорошо.
Неожиданно Нелля спросила:
— А Кириленко человечный?
— Он одержимый, такие могут быть аскетами, такой цепи на себя наденет ради торжества дела. Я видел его при обходе больных, шутит, смеется, грустит, ободряет и ворчит. «Смотрите, какая молодчина, а привезли зеленую», — показывает он на молодую женщину. Она непривычно поправила локон волос, ожила так, что казалось, спрыгнет с кровати и побежит. «Ну вот, недельку полежим — и на лыжи». Кириленко садится на край кровати другого больного. «Я его три часа ковырял, — говорит он, — думал, уж теперь полгода будет лежать, а месяца не пролежит, ей-богу». Больной спрашивает, а сможет ли он на прежней работе быть. «Разве я для того тебя оперировал, чтобы на пенсию отправить? Я не такой добрый, как некоторые. Без тебя коммунизма строить не будем». Я заметил, Кириленко слово «вы» не выговаривает, а «ты» у него ворчливо-добродушное.
— Со всеми говорить на «ты» нельзя, «ты» можно сказать близкому, — заметила Нелля.
— Близкому, другу, любимой, — продолжил Васильев мысль Нелли. — Как ты думаешь, он имеет право считать тех, кого оперировал, своими близкими?
— Думаю, они не обидятся.
— Обидеться скорей всего можно на «вы». Кириленко лечит на совесть. «Заплатки поставить полдела, — говорит он. — И будет человек ковылять, и будет мозолить глаза другим, доставлять им горе. Я того считаю хирургом, который дарит больному жизнь. Хирург — это жизнь, а не смерть».
Васильев с Неллей пришли в ресторан «София». Там было шумно, но как-то торжественно. Им принесли торт «Нелля. 25», заказанный заранее Васильевым. Официант ревниво охранял их столик. Как только кто-либо намеревался подсесть, он говорил: «Занято».
Николай пил коньяк, Нелля — шампанское. Говорили, смеялись, танцевали и пели вполголоса.
Васильев и Нелля познакомились на волейбольной площадке в однодневном доме отдыха года полтора назад. При очередной подаче мяч упал далеко за чертой. За ним побежала стройная девушка, она ловко носочком откинула мяч назад и пяткой другой ноги подбросила вверх. Николай залюбовался, как она приняла мяч на голову и послала его вперед, побежала за ним и левой ногой так ударила, что он с силой врезался в лицо Николаю. Нелля в два-три прыжка оказалась около него и виновато извинялась, а потом подхватила Васильева под руку и потащила к колонке. Намочила холодной водой свой платок и приложила к его носу.
— Надо бы медный пятак, — проговорила она, глядя на вздувшийся нос.
Николай Васильев смог улыбнуться.
— Где же вы в футбол научились играть? — спросил он.
— На дворе, у нас была мальчишечье-девчоночная команда.
— Здорово, — прогнусавил Николай.
— Ударила-то? — У Нелли заискрились глаза, появилась озорная мальчишеская веселость.
— Мячом хорошо владеете.