— А вы чей? — спросила Нелля.
— Как чей?
— Ну, тут наши, «Новой эры».
— Я тоже эрин.
— А-а-а! Давайте посмотрим, что у вас делается. — Нелля сняла платок с носа, он по-прежнему был красный и распухший. — Ничего, до свадьбы заживет! — Спохватившись, Нелля спросила: — Или вы женаты?
— Нет.
В игру Нелля больше не включалась, она сидела рядом с Николаем, и они говорили о футболе и кино, о поэтах, о «Костре» Константина Федина, о «Лесе» Леонида Леонова и «Первой любви» Ефима Пермитина, о «Секретаре обкома» Всеволода Кочетова, о мемуарах Ильи Эренбурга. Нелля попыталась завести разговор об авиации и парашютном спорте, но обнаружила, что в сих делах ее собеседник ничего не понимает.
С тех пор они нередко вспоминали:
— Как думаешь, Нелля, мы бы подружились, если бы ты не разбила мне нос?
— Может быть, я понравилась бы тебе не за то, что умею «квасить» носы.
Давно уже Нелля и Николай всегда вместе. Нелля научила Николая прыгать с вышки, Николай — летать на лыжах с трамплина. А когда отдыхали в Крыму, оба увлеклись подводной охотой. Скучали, когда оставались врозь.
Нелля иногда думала: «У нас, конечно, любовь, но не такая, как рассказывают девочки, — и тут же спрашивала себя: — А может быть, любовь бывает разная?»
Нелля присматривалась к Николаю Васильеву, и он все больше и больше нравился ей. В первый год его работы в газете «Новая эра» послали Васильева на целину. Прошли все сроки, от него не только статьи не поступило, но и известия, где он находится, не было. Редактор сельхозотдела Гундобин попросил Курочкина наказать Васильева. Тот согласился. Недели через две от Васильева поступила корреспонденция, тут же ее и напечатали. Кто читал статью, будто слышал шум молотилок, вдыхал запах свежего, только что обмолоченного зерна. Статья понравилась всем, и по возвращении Васильева из командировки поздравил его прежде всего Гундобин.
Вскоре, однако, Васильева чуть было не уволили из редакции.
Гундобин всегда разговаривал громко и резко, точно ругался.
Однажды по просьбе Гундобина Васильев позвонил Руллину — автору статьи «Значение прикатывания полей» — и попросил его зайти к Гундобину, доверительно добавив:
— Имейте в виду, Гундобин глухой.
— Сильно?
— Очень, устаешь, когда с ним говоришь.
— Хорошо, завтра я буду у него.
Васильев отправился к Гундобину:
— Руллин, — еле слышно сказал Васильев.
— Что?
— Руллин завтра будет, — еще тише проговорил Васильев.
Гундобин вознегодовал:
— Что вы бормочете под нос, говорите громче.
Васильев гаркнул:
— Руллин завтра будет.
— Все ясно, так и говори, а то бормочешь под нос.
— Товарищ Гундобин, имейте в виду — Руллин глухой, я с ним по телефону еле-еле договорился.
— Ладно.
Руллин явился вовремя и прошел в кабинет Гундобина.
— Здравствуйте! — крикнул Руллин.
— Здравствуйте! — еще громче прокричал Гундобин. — Как ваше здоровье?
Гундобин так кричал, что Руллин не понял, что он сказал.
— Повторите! — крикнул Руллин.
— Здоровы, здоровы ли?
— Статью-то будете печатать?
— Над ней работать надо.
— Чего?
— Работать, говорю, надо!
— Что?
— Статья плохая, ее надо сделать хорошей! — крикнул Гундобин.
— Вы что, издеваетесь надо мной?
— Чего?
Руллин закричал:
— Издеваетесь!
— Вы что на меня кричите?
— А вы что на меня кричите?
После этого эксперимента Васильева перевели в другой отдел.
Николай Васильев осиротел семи лет, бабка заменила ему отца и мать. Сил у нее уже было мало, и ему без понуканий приходилось колоть дрова, добывать сено корове, чинить плетень, сажать огурцы, помидоры и капусту. Окончив школу, остался в колхозе.
Когда Колька похоронил бабку, ему сразу же пришлось доить корову. Он тянул соски изо всех сил, приговаривал, как бабка, «родненькая ты моя», но молока на донышке не прибывало. Измученная корова лягнула его. Васильев решил, что дояра из него не получится. В один из погожих дней он увел корову на базар, продал, а на вырученные деньги купил двуствольное ружье, боеприпасы, охотничий костюм и сапоги. Пересудам в селе не было конца: «Мыслимое ли дело — продать корову и накупить всякой безделицы!»
В свободное время Колька охотился, нет-нет да и приносил домой то тетерева, то утку.
В колхозе он, как и все, весной возил навоз на поля, летом пропадал на току, осенью и зимой доставлял скоту корм.
Николай Васильев тратил почти все заработанные деньги на книги. В избе по стенам он понаделал полки и книги расставил по отделам: «История», «Политическая литература», «Художественная литература», «Законы наши и чужие», «Животноводство и полеводство», «Стихи». Читал он всюду: когда томился от безделья дома — читал, вез навоз — читал, отдыхал на току — читал, ехал в машине — читал. В кармане пиджака у него обязательно была книга.