Валерия Вячеславна чувствовала какую-то сильную правду в суждениях Сверстникова. Все, что он говорит, вообще кажется убедительным, но стоит коснуться конкретных произведений литературы и искусства, обнаружатся их расхождения. Он одобряет одно, она — другое, она испытывает наслаждение от того, что у Сверстникова вызывает протест.
— У нас разные вкусы, — сказала Вяткина.
— Если бы речь шла только о вкусах… Но нам-то с вами надо иметь одни идейные и эстетические позиции, мы с вами выпускаем не частную газету. Газета — часть партийной литературы, и делать ее надо по-партийному, без поддавков нашим идейным противникам.
— Вы прочтите все, что я вам принесла, может быть, вы примете что-то от них.
— Обязательно прочитаю. А теперь поговорим о картине Павла Архипова.
Членам редколлегии по просьбе Вяткиной разослали статью «Картина Павла Архипова». Художник изобразил встречу Ленина с крестьянином в деревенской бревенчатой избе. Выписаны сучки и трещины на сосновых бревнах, всамделишная медь самовара на столе, покрытом узорчатой клеенкой, копоть в стекле висячей керосиновой лампы.
— Вам нравится эта картина? — спросила Вяткина у Сверстникова.
— Нет.
— Тут же Ленин.
— В том-то и дело, что Ленина на этой картине нет.
Вяткина положила на стол фотографию с картины Архипова.
— Это — Ленин.
— Нет, это не Ленин.
— Схожесть, смотрите, какая схожесть.
Сверстников встал из-за стола и сел в кресло напротив Вяткиной.
— Это не Ленин. Всмотритесь внимательнее в картину. Крестьянин склонил слегка голову набок и лукаво смотрит на Ленина. Крестьянин — настоящее искусство. А Ленин? Будто и не видит хитринки крестьянина. Извините, я не знаю Ленина-толстовца, я знаю Ленина-революционера. Схожесть — заявка человека на талант художника, но схожесть еще не искусство.
Вяткина не ожидала протеста Сверстникова. Она не была восхищена картиной Павла Архипова, но решила похвалить ее, чтобы порадовать Сверстникова.
— Архипов ваш друг, — сказала она.
— Тем более я должен быть строг.
Сверстников рассказал ей, что видел еще первый вариант картины Архипова. Тогда крестьянин выглядел чуть ли не вождем. «Павел, ты написал неправду», — сказал тогда Архипову Сверстников. «Все здесь истина», — подумав немного, ответил Архипов. «Ты сказал хорошее слово «истина». Вот крестьянин у тебя истина. Он у тебя очень зорок, а Ленин изображен не живым, без глубокой мысли».
Снова шесть месяцев Архипов работал над картиной. Он показал Сверстникову новый вариант, который и отнес на выставку. О нем и написана теперь статья. Сверстников опять раскритиковал картину, но Архипов не принял критики.
Вяткина глубоко задумалась.
— Рассорились?
Сверстников засмеялся:
— Нет. Я ему сказал: крестьянину с таким Лениным не о чем беседовать.
Вяткина ушла от Сверстникова, в коридоре остановилась: «Вернусь к нему, вернусь и скажу: «Я вас люблю». Она постояла какое-то время, а потом, раскачиваясь, опустив голову, побрела в свой кабинет.
Сверстников раскрыл журнал. С репродукции картины Телюмина смотрели какие-то тощие, удрученные, раскисшие люди… Автор статьи не скупился на похвалу: «Картина Телюмина привлекает к себе своим яростным темпераментом», «взрывчатой силой характеров», «высоким пафосом». Сверстников протирал глаза и смотрел на репродукцию, он вставал и ходил по комнате, до одури жмурил глаза и опять смотрел… «Ни темперамента, ни взрывчатой силы».
Автор статьи говорил о тех, кто с ним не соглашается, называл их «дремучими невеждами», «вульгаризаторами», «догматиками». Сверстников усмехнулся, подумал: «Сильные аргументы!»
Сверстников добросовестно перечитал все, с чем Вяткина советовала ему ознакомиться. В газете «Литература» и в одном толстом журнале хвалили книги, которые ему откровенно не нравились, захваленные картины казались ему намеренным искажением жизни, музыка — душераздирающими воплями.
В командировке он читал статьи в «Правде», в толстых журналах Москвы и Ленинграда с другими взглядами на литературу и искусство, но этих статей Вяткина не предложила ему.
Сверстников вспомнил дядю Степана, старого большевика, подпольщика. Уже давно это было. Подписав Сверстникову рекомендацию для вступления в партию, он сказал: «Сергей, трудно ли, легко ли тебе будет, советуйся с Лениным, а потом решай». И еще он говорил: «Партия у нас могучая, призывай ее к делу. Другой силы такой, как партия коммунистов, нет на свете». Будто живой встал сейчас дядя Степан перед Сверстниковым: с бородой и длиннущими сивыми усами. Будто он положил сейчас, как тогда, на плечо Сергея натруженную тяжелую руку слесаря и говорит: «Посоветуйся с Лениным и решай, подумай и решай».