Красиков, не простившись, ушел, а она все сидела в кресле с давно потухшей папиросой в руках и улыбалась. Какая-то душевная теплота наполняла ее, когда она вспоминала Сергея Сверстникова. Как будто не два месяца назад, а вот в этот миг она обвила руками его шею, плачет… Она чувствует его тело и робкую застенчивость рук. И чем нежнее она касалась его, тем ласковее становился он.
Валерия Вяткина решила в день рождения Сверстникова поставить в его кабинете букет цветов, но подумала, что на это обратят внимание сотрудники редакции и, чего доброго, кто-нибудь обвинит ее в подхалимстве. «А может, произнести приветствие на летучке? Но Курочкин, пожалуй, скажет: «Обойдемся без этих почестей…»
Теперь Вяткина не сомневалась, что любит Сергея Сверстникова, — она ощущала незнакомую ей раньше радость жизни, ожидание какой-то еще новой, еще большей радости. И она уже не пыталась затушить это чувство, да и погасить его было бы вряд ли теперь возможно.
— Грустно… А если я поеду к нему домой?
Повод для посещения дома Сверстниковых был основательным. Как-то в театре она смотрела спектакль и была поглощена темпераментным и каким-то очень душевным исполнением роли Галиной Сверстниковой. «Да ведь это жена Сергея Константиновича». Вяткина много раз видела Галину и ни разу не подумала о том, что ее начальник муж этой балерины. В антракте Валерия познакомилась с ней, и та пригласила ее в гости.
Вяткина позвонила.
— Здравствуйте, Галя, я решила воспользоваться приглашением и приехать к вам.
— Буду рада. Жду.
Через полчаса Вяткина уже беседовала с Галей. Галя ей показала белку — та без устали крутила колесо; познакомила с кенаром — он пел с наслаждением, чуть склонив набок головку.
Галя посмотрела на часы:
— Скоро Сережа придет, сейчас я накрою стол, и мы вместе поужинаем.
Валерия Вяткина оглядывала стены. Ее внимание привлекла фотография, с которой смотрела девушка лет двадцати с солнцем на протянутой руке. Она подошла и прочла надпись: «Вам, Сергею Сверстникову, дарю это утреннее, доброе, нежное Солнце за любимые мною стихи».
— Правда, хорошая фотография? — спросила Галя. — Ее зовут Маша, каждый год присылает Сереже цветы. В августе раздается звонок, и летчик, ее муж, кладет на стол охапку крымских цветов. А обратно Сережа отправляет ей новые стихи.
Валерия видела, с какой добротой Галя посматривает на фотографию. «Чему радуется?» — подумала она.
Звонок оповестил, что пришел Сверстников. Он немного смутился, когда увидел у себя дома Вяткину. Она смело подошла к нему:
— Скрываетесь, с вами и поговорить невозможно.
Сверстников только улыбнулся.
— Попируем? — весело позвала Галя к столу.
— Попируем.
Сели. Сверстников положил руку на плечо Галине. Валерия, обратив внимание, как ласково лежит его рука на плече Галины, помрачнела, опустила низко голову.
Сверстников налил Вяткиной рюмку коньяка. Она выпила.
— Ой, у меня слабость! Как выпью, хочется целоваться, — со смехом проговорила Вяткина. — Выпьем, Сергей Константинович, на брудершафт?
Сверстников не знал, что ответить. Галина смотрела на него испытующе: «Ну, как ты поведешь себя?» Вяткина протянула руку через стол. Сверстников улыбнулся и погладил Галю по голове.
— Галина, тряхнем стариной, что ли.
Сергей Сверстников напевал вальс, и они кружились. Валерия курила и бросала жесткий взгляд на Сергея и Галю. Сообразила, что ей нужно превратить все случившееся в шутку. Откуда что пришло, ни неловкости, ни излишней наигранной веселости, ни чрезмерной радости и горя — ничего не было. Отбив Галю от Сергея, она стала с ней танцевать.
— Как приятно идти в паре с балериной. Подарите мне фотографию.
Когда Валерия вернулась домой, она спросила себя вслух:
— Валерия, что ты делаешь?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В отремонтированном кабинете Невского Курочкин чувствовал себя превосходно.
Сверстников пришел к нему поговорить о Васильеве, понимал, что этот разговор, будет неприятным, и не знал, как его начать. Сел в кресло, оглядел кабинет.
Кабинет показался Сверстникову просторнее, в нем стало больше воздуха, обращала на себя внимание мебель в духе модерн. За длинным столом сидел Курочкин. Он помешивал ложечкой чай.
— Света больше стало.
— Да. Может, чайку выпьешь?
— Спасибо. Я зашел узнать, когда восстановим Васильева на работе? Есть решение партбюро.
— Восстанавливать не станем.
— Почему? Что ты скажешь партбюро?
Курочкин отхлебнул глоток чая.
— Во-первых, моего мнения партбюро не спросило. Во-вторых, с хулиганами я работать не могу. Ты бы слышал, как он со мной разговаривал! Вопрос о Васильеве я согласовал с кем следует.