Выслушав Сверстникова, Вяткина воскликнула:
— Ужас! Сверстников — лесник. Да вы что, с ума сошли?
Вяткиной было тяжело видеть Сверстникова грустным. Облыжное отрицание поэта ей было противно, она нервничала, грубила своим друзьям.
Сверстников грустно посмотрел на Вяткину:
— Буду писать цветочки, птичек, любовь… В детстве я пристрастился собирать коллекцию яиц, выискивал гнезда и брал одно яйцо, протыкал с обеих сторон иголкой и выдувал жидкость. Много уже я собрал. Однажды присмотрел гнездо филина, полез на дерево и хотел было засунуть руку в дупло, как оттуда со свистом вылетела птица и села рядом на сук. Один парнишка снизу стрельнул из рогатки дробью, и филин тяжело свалился.
Я спустился с дерева с богатой добычей: яйца филина — это гордость мальчишек. «Ребята, смотрите!» Я протянул к ним руку с яйцом и увидел около своих ног огромную птицу, распластавшую крылья по земле… Уже начали рыбачить, как рядом в лесу заулюлюкало. Я понял, филин плакал по своей подруге. Разгоревшийся костер отогнал птицу, но, когда заглох, опять заулюлюкало… Ребятишки, что с нас возьмешь, испугались. Мы прижались друг к другу, дрожали и кто уж знает, когда заснули… Больше я не собирал яиц… После долго снился филин, и я в тревоге просыпался. И если мать говорила: «Тоска какая-то», то я будто слышал плач филина.
— Говорят, любовь бывает однажды… Я заметила, чувство безграничного восторга тоже бывает одно.
— Радость и грусть, любовь и ненависть могут повторяться, но они имеют, ну, что ли, разное напряжение… При одном напряжении они взволнуют, при другом — поразят… Высокое напряжение… это и есть капля, в которой отразились чувство и солнце, и она, эта капля, кипит…
— Нет, вы не сможете быть лесником, это ведь чувство покоя?
Сверстников откинул со лба прядь седых волос, обнажился широкий лоб, и лукаво улыбнулся.
— Я не смогу быть лесником?.. Красная гвоздика — цветок революции.
— Я знаю, вы очень волнуетесь на редколлегии. Я сидела недалеко от вас и видела, вы все писали одно слово: «Туман, туман, туман…»
— Я уже забыл. — Сверстников склонил голову.
Пришли домой к Вяткиной, сели на диван и говорили, говорили. Она положила ему руку на плечо.
— Не надо.
И Вяткина не могла не послушаться. Она проводила Сверстникова. Вернулась в квартиру, раскачиваясь, медленно подошла к дивану, порывисто села, осмотрелась, будто что-то поискала, и заплакала.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Вяткина вошла в кабинет Курочкина, села в кресло, закурила, поглядывала по сторонам, как будто не замечала его.
— Ты чего пришла? — сердито спросил Курочкин.
— Я… я пришла сказать — снимаю статью о Павле Архипове.
— Это о Ленине, что ли?
— Нет, о Павле Архипове. Он хотел изобразить Ленина.
— Ну и что же?
— Ленина там нет.
— Ты что, белены объелась? Я видел эту картину.
— Ленина там нет.
— Кто тебя сбил с толку?
— Ты хочешь спросить: кто наставил на толк? Сергей Сверстников, — раздельно сказала Вяткина.
— О-о-о… Я говорил, что он скоро из тебя станет веревки вить.
— Сверстников удивил меня. Я предложила статью о его друге, понимаешь, похвальную статью о его друге, и он ее отклонил.
— Наверно, Архипов ему скандал учинил, вот он и отклонил.
Вяткина скептически посмотрела на Курочкина.
— Тебе все заранее известно… Априори — хороший человек, априори — плохой человек…
Курочкин сжал тонкие выцветшие губы.
— Поссориться со мной хочешь?
— В вашем споре со Сверстниковым должно присутствовать товарищество… Ну, хотя бы, доброжелательство.
— А если он мне норовит по уху ударить?!
— Это уже сложнее…
— Ты доверчивая, — Курочкин исподлобья оценивающе поглядывал на Вяткину.
— Он искренний человек.
Курочкин захохотал:
— Искренность… Искренность… Есть еще конъюнктура.
Вяткина смяла сигарету.
— Конъюнктура, безусловно, делает погоду, но я думаю — она не делает климата. Сверстников честный человек.
— А разве я не честный? Отвечай, честный я или не честный?
— Не терзай меня хоть ты… — Вяткина ушла.
Курочкин пригласил к себе Сверстникова. Когда Сверстников пришел, он похлопал его по плечу.
— Очерки вполне на уровне.
— Спасибо, — поблагодарил Сверстников.
В «Новую эру» на очерки Сверстникова, печатавшиеся из номера в номер целую неделю, стали поступать отзывы. Читатели звонили в редакцию и присылали письма, выражая солидарность с автором очерков. Курочкин видел, как растет популярность Сверстникова. Им интересовался и Солнцев. «Партийные работники, — сказал он Курочкину, — оказывается, и в журналистике борозды не портят. Сверстников некоторым писателям нос утер».