— Да, знал.
— Знал ли ты, что она была под следствием за кражу?
— Нет, не знал.
— Знал ли ты, что она уличалась в краже сапог во время заключения?
— Знал.
— Давно ли ты знаком с ней?
— Примерно с год.
— Как ты мог проявить такую непростительную беспечность и рекомендовать ее на завод, который выполняет особые заказы?
— Я поверил Марии Андреевне и взял на себя ответственность за нее.
— Видный общественный деятель ввязывается в устройство жизни какой-то Марии Андреевны, подбирает ее, можно сказать, на улице, и ради нее пренебрегает государственными интересами. Не пойму я этого. — Курочкин развел руками.
Вяткина волновалась. Курочкин обвинял будто ее. Она искала ответы на вопросы Курочкина и мысленно отвечала за Сверстникова. Ее ответы защищали Сверстникова. Ответы же Сверстникова, как ей казалось, обвиняли самого Сверстникова, но он не замечал этого и не искал объяснений, смягчающих его вину.
— В армии-то до какого чина дошел? — спросил Курочкин.
— Гвардии рядовой, — отчеканил Сверстников.
— Наверно, наградами наделен?
— Медалью.
У Курочкина шея осела, голова сравнялась с плечами, покачалась справа налево и обратно.
— Так-так, тк… тк… тк… — выдавил он. — А теперь Иванова бывает у вас на квартире?
— Вначале, когда я устроил ее на завод, она жила у нас, потом ей предоставили место в общежитии. Каждый выходной день у нас бывает.
— Что вас влечет к ней?
— Это очень простой, бесхитростный человек, и так хочется оградить ее от обид.
— Какая лирика! — Курочкин многозначительно посмотрел на Гундобина.
— Кто еще имеет слово? — спросил Коробов.
— Я, — сказал Гундобин. — Меня не удовлетворяют объяснения Сверстникова, какие-то они мелкие, построенные на эмоциях. Перед нами выступал заместитель главного редактора большой газеты, бывший секретарь обкома партии, а поверить этому трудно, я вижу его незрелость, рыхлость принципиальных позиций…
Валерия Вяткина издали, из-за плеча Коробова, наблюдает Сергея Сверстникова. Вот он широко раскрыл глаза и не отводит их от оратора. Засмеялся вместе со всеми и осмотрелся кругом. Поймал пристальный взгляд Вяткиной и задержался. Выступающий сказал что-то важное, и Сверстников резко повернулся к нему. Слушает, на лбу собрались складки, у переносья сошлись две глубокие морщинки. Вяткина думала: «И зачем его надо освобождать, пусть работает… Курочкин — его не тронь, укусит…
За что судят человека?» Она со Сверстниковым спорила, видела, как он беседовал с идейными врагами из-за границы, и Сверстников ей казался бескомпромиссным, а тут свободно так бросают: «незрелый», «беспринципный». «Это Сверстников-то беспринципный!» Вяткина вспомнила его рассказ.
Он со своими друзьями одни каникулы путешествовал по горьковским местам в Молдавии… Долго они всматривались в противоположный берег Днестра, и Сверстникову казалось, что там множество искр горело и гасло, а около далекого костра сидела, склонив усталую голову, старуха Изергиль. «Подумать надо! — говорил кто-нибудь из ребят. — Здесь, вот этой пыльной дорогой, шел Горький». — «Этой дорогой шел и Пушкин, спешил на свидание с декабристами». — «Бескомпромиссный поэт и человек. Горжусь им, — сказал тогда Сверстников. — Хочу быть похожим на него».
Снова в путь. Гурьба ребят бойко шла по дороге, и пыль мелкими облачками поднималась за ними. На палках, перекинутых через плечо, болтались ботинки.
Едва успели они обуться, как двинулись снова в долгий и тяжелый солдатский поход. Сверстникова не призвали в армию по болезни. Проводив друзей, он пошел в военкомат:
— Не уйду отсюда, пока не пошлете на фронт.
И он не уходил день, другой, третий. Его зачислили в армию. Сверстникову посчастливилось: в дни московского наступления на фашистскую армию он оказался в гвардейской дивизии. Войну начал рядовым, закончил гвардии рядовым. «И это он-то беспринципный?!» — про себя крикнула Вяткина. Гундобин в начале выступления волновался, а теперь голос его звучал твердо.
— Когда наблюдаешь Сверстникова в официальной обстановке, можешь обмануться. Но я уже давно заметил, что он жидковат, лезет в споры с людьми, у которых надо бы поучиться, старается поучать, а еще и опыта газетной работы кот наплакал. Теперь видим — спутался с воровкой Марией Андреевной.
Позицию Коробова узнать было трудно, хотя Курочкин к нему давно уже присматривается.
Редактор отдела промышленности и транспорта Селиванов сказал «спасибо» Коробову, когда он предоставил ему слово. Начал он речь неторопливо: