— Хочешь, чтобы я помог тебе его поймать? — я молчала, всё ещё сомневаясь. — Всё хорошо. Я помогу, — это было такое мягкое согласие, что стало тепло на душе. Я посмотрела внимательно в его глаза. Кажется, уверен… не сомневается.
— Человек, который стоит за делом Олега — Горский, — глаза Макса стали невероятно большими от удивления. И дыхание прервалось. Кажется, его это очень шокировало.
— Советник Президента по противодействию коррупции, Горский Всеволод Андреевич? — уточнил он.
— Да, — я внимательно смотрела на Макса, пытаясь оценить его реакцию. Он стал очень напряжён. Отпустил мою руку, и сложил руки на груди.
— Ты уверена? — очень серьёзно спросил он.
— Да. Его сын был одним из тех, кто пытался убить Олега. Горский угрожал моему отцу убить меня и маму, чтобы отец не задавал вопросов почему дело Олега не расследуется, — сердце папы просто не вынесло всё это: смерти сына и коррумпированности системы. — Он угрожал отцу Лёши, заставил его не давать ход следствию, угрожая смертью Лёши, меня и мамы, — Макс так внимательно смотрел на меня. Лицо сосредоточено. Было непонятно о чём он думает. — Если ты откажешься, я пойму… — дала я ему шанс отказаться, без угрызений совести. Он ответил не сразу:
— Это очень серьёзные обвинения для такого человека, — с осторожностью выговорил он. Пришла моя очередь напрягаться.
— Думаешь, я не понимаю, и стала бы разбрасываться обвинениями, не имея доказательств? — он не ответил. Просто очень внимательно на меня смотрел. — Ладно. Забудь… — отмахнулась я. Между нами будто появилась пропасть. Мы ещё поговорили. Но не как раньше. Чувствовалось напряжение.
— Мне пора, — засобирался Макс. Он наклонился и поцеловал меня. Но я почувствовала, что в нём что-то изменилось.
— Пока, — сказала я, ощущая что-то неясное в груди.
— Пока, — попрощался он сухо, и вышел, даже не сказав придёт ли завтра. После этого разговора остался тяжёлый осадок.
Прошло несколько часов, а чувство, что впутывать в это Макса было ошибкой, не проходило. Я корила себя, что решила рассказать ему.
— Привет, — поздоровался Лёша. Я даже не услышала как он зашёл.
— Привет.
— У тебя всё нормально? — спросил он, подходя к моей кровати.
— Да, — соврала я. Он, кажется, не поверил, но просто сменил тему:
— Я вчера искал папку, о которой ты говорила… — его молчание мне не понравилось. — И не нашёл. Ни в уликах. Ни в машине, — это плохо. Очень плохо!
— Она же не могла испариться? — поёрзала я от возникшего напряжения.
— Даже не предполагаю куда она могла деться… — он сел ко мне на кровать. А я стала думать и вспоминать. Я швырнула её на пассажирское сидение, когда уезжала от хосписа.
— Значит, её кто-то забрал. Возможно, место преступления отрабатывал кто-то от Горского.
— Исключено. Был наш отдел. А своих людей я знаю. Кандидатуру каждого я проверял лично, — только хотела напомнить ему про шантаж, но его телефон зазвонил.
— Ало, — ответил он спокойно. А потом, его лицо стало напряжённым и взгляд тревожно изучал меня. Я сразу всё поняла. Олег… Страх, что с ним что-то случилось, обволок моё тело. Я, не осознавая этого, приняла сидячее положение, и боялась пошевелиться. Лёша коротко отвечал и давал указания. Я ждала его слов, как приговора. Внутри было чувство, что всё кончено, что с Олегом произошло ужасное, что его больше нет. Когда моё напряжение было настолько сильно, что я не могла дышать, он внимательно посмотрел на меня, и, видимо, понял, что я на грани. Быстро дал последние распоряжения и отключил вызов. — С Олегом всё в порядке, — очень мягко сказал он. У меня из груди вырвался громкий, нервный выдох, а из глаз потекли слёзы. Лёша обнял меня. — В больницу проник человек. Охрана его схватила. Олег вне опасности, — успокаивающе говорил он, и гладил меня по голове. А я не могла остановиться и перестать реветь. Кажется, уже и так слишком многое случилось, но становится только хуже. Он дал мне время успокоиться.
Когда я перестала плакать, он выпустил меня из объятий и заговорил:
— Он выдал себя за врача и у него при себе был шприц с каким-то веществом. Вещество отправили на анализ, — я почувствовала тошноту. — Я приставлю охрану к твоей маме и тебе…
— Нет, — я откинула одеяло с ног. — К маме — да. А я здесь не останусь. Я выписываюсь, — сказал я решительно, глядя ему в глаза, чтобы он понимал, я говорю серьёзно, не шучу. У него одновременно произошло несколько изменений в лице: от удивления, до злости. Но я не была намерена это обсуждать. Я стала свешивать ноги с кровати, и нажала кнопку вызова медсестры.