— Да, кстати… Это прозвище. Твоя или Олега идея? — она спрашивала уже серьёзно, глядя мне в глаза.
— Я тебя так назвал. Когда тебе было шесть. Вслух. А Олег подхватил.
— Вслух?
— Мысленно я называл тебя так с трёх твоих лет.
— Да-да, про три года я помню, — и, улыбаясь, она снова вернулась к тесту. А я так и не понял, что в ней изменилось.
Мы делали очередную уборку вместе. Она включила музыку, от которой у меня уши в трубочку сворачивались, и голова начинала болеть. Не то, чтобы я не любил рок, но она слушает такой отвал башки, что просто… Да, ещё и через отличную акустическую систему.
— Твои соседи на слух или головные боли не жалуются? — спросил я, подойдя к ней вплотную, чтобы она меня услышала. Как она засмеялась. Я даже дыхание задержал.
— Нет. Не жаловались. Хочешь, можешь выключить. Или включи то, что тебе нравится, — я в очередной раз поразился изменениям, что произошли с ней после комы, но промолчал. Пошёл к ноутбуку и включил свой плейлист. Заиграла Coldplay — О. Она вытирала окно и замерла. Я подошёл к ней.
— Всё нормально? — она повернула лицо ко мне.
— Правда, что ты назвал меня «любимая» в больнице? — кроме всех прочих изменений, у неё ещё появилась способность задавать неожиданно компрометирующие вопросы. И смотрит, не отводя взгляд. Попробуй выкрутись, Алексей! А, к чёрту! В омут с головой!
— Правда, — она просто кивнула, повернула голову, и снова стала вытирать окно. Хотя, что-то в ней осталось неизменным. Она всё ещё обладает способностью совершенно выбить меня из колеи. Может, теперь она и делает это другим способом.
Оставалось несколько дней до конца того, как мне необходимо жить с ней. Она стала более задумчивой. Больше пропадала в своих мыслях. Правда, сменила свои жуткие песни на что-то более спокойное.
Захожу одним утром на кухню. Она в наушниках. И напевает песню NickeIback — After the Rain. Хоть что-то из моего плейлиста ей понравилось. Хоть не оглохнет от басов своих песен. Стою улыбаюсь, глядя на неё. Она поворачивается, облизывая палец от чего-то приготавливаемого ей, и мурлыча песню.
— Привет, — выдернула наушники.
— Привет.
— Садись завтракать, — пригласила она. Я прошёл, и сел.
— Рад, что ты уже можешь слушать что-то ещё, кроме тяжёлого рока, — решил я поднять тему окончания моего проживания у неё. — Наверное, ты возвращаешься к норме. И это отлично, потому что завтра мой последний день в качестве твоего надсмотрщика, — я улыбался, а она, как-то резко, стала серьёзной. Я даже испугался. Она тоже села за стол.
— Серьёзно? Завтра последний день? — спросила она, и так сморщила нос забавно.
— Да. Ты уже и так можешь обходиться без меня.
— Наверное… — этот её ответ почему-то взволновал меня. А она просто непринуждённо приступила к завтраку.
Оставшийся день прошёл как обычно. Она была весела, шутила. В общем, больше не давала мне повода волноваться за неё.
А вот следующий день стал для меня испытанием…
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЁРТАЯ
*** Повествование от лица Алексея ***
Она ещё с утра была в странном настроении. Задумчивая, грустная. Молча смотрела в окно всю дорогу до реабилитационного центра.
Пока ждал её в машине, всё не находил себе места. Когда она вернулась такая же задумчивая с сеанса реабилитации, я всё-таки не выдержал и спросил:
— Ты как?
— Нормально, — односложно ответила она. И ни шуток, ни улыбок. Просто отвернулась с отрешённым видом к окну. Я стал переживать ещё сильнее.
— Может прогуляемся? — предложил я. Она ответила даже не повернув головы:
— Я не против, — и просто смотрит в окно. Я задумался о том, что с ней происходит. Она не выглядела расстроенной, скорее, витающей в своих мыслях.
Мы приехали к парку Зарядье. Я припарковался и вышел из машины. Она обычно не дожидаясь выходит из машины, а тут продолжила сидеть, пока я не открыл дверь.
Она вышла, и с очень серьёзным, но спокойным видом, сказала:
— Спасибо, — я смог только кивнуть, потому что мысли так и были заняты тем, что же с ней происходит. Она остановилась чуть в стороне от машины, и, когда я повернулся, спросила: — Куда пойдём?
— А куда ты хочешь?
— Если ты не против, то давай погуляем по набережной? — в её глазах я, кажется, увидел надежду, а на губах, едва уловимую улыбку.
— Конечно, я не против.
Мы пошли по парку, и вышли на Москворецкую набережную. Она шла молча, а я всё наблюдал за ней. Когда мы вышли к реке, она, как мне показалась, чуть воодушевилась и приободрилась. Но продолжала молчать.