— Пошли, мне не надо, я в носках хожу, — говорю. — Хватит пялиться! На меня смотри.
— Я тебя вижу чаще, чем свой хуй.
— Неправда, ты часто ссышь.
— Смотреть необязательно. У меня хуй с системой оптического наведения и GPS. Как айфон, но не вибрирует.
Я типа не смеюсь.
Матвей все равно берет сланцы. Я начинаю дурачиться — встаю на тележку и качусь по залу «Ашана», представляя себя Феррисом Бьюллером из фильма Джона Хьюза. В голове играет «Don’t stop believin’» The Journey. Песни не было в фильме — это моя режиссура. Да и фильм я почти не помню. Мэт раздражается и строго говорит:
— Это выглядит придурочно.
Я сильно хочу снова расстаться с Матвеем и уже насовсем.
Матвей смотрит вещи, поправляет очки, потом совсем их снимаешь, чтобы протереть. Без очков он похож на Питера Паркера, его любимого героя. Мне не нравится Спайдермен, но нравится Питер Паркер, потому что он подлинный. Без очков Матвей бывает только в двух случаях — когда спит и занимается сексом. В обоих я его люблю. А очки вдавливают его глаза в череп, сужают виски и Матвей становится злой раздраженной училкой.
Я проезжаю несколько метров, но Матвей не намерен со мной веселиться. Он аддиктивно всматривается в вещи, выискивая скидки. Я злюсь, останавливаюсь и хочу вести себя агрессивно, но вспоминаю, что «Ашан» — это храм терпения.
— Что мы еще посмотрим? — спрашиваю тихо и вроде как ласково.
— Трусы. Тебе нужны трусы.
— Мои новые.
— Они проперженные.
— Ты ведешь себя, как пидор.
— Я и есть грустный пидор, — отвечает.
— Трусы не сделают тебя лучше.
— Это улучшит качество жизни.
Мне очень хочется физически вдолбить в Матвея, что зацикленность на вещах и порядке — это страх развития. Что он неуверенный, слабовольный и завистливый, как его родители, которых он сам называет «нереализовавшимися личностями». Они не дали ему ничего, кроме красивого имени. Потом я думаю, что не прощу себе таких слов. Я думаю, что я зазнавшийся и не очень красивый мальчик. Я ищу способ простить себя и чтобы не злиться, я пытаюсь вспомнить какой-нибудь романтичный момент между нами. Вспоминаю, как мы ходили в СПИД-центр на Ново-Садовой.
Мы сидели в очереди за результатами. Рядом — женщины, похожие на продавщиц из «Пятёрочки», и мужик-дальнобойщик, у которого одна рука была коричневая, а другая белая. В самом дальнем углу сидела пролетарская гей-пара средних лет, но они пытались делать вид, что не знают друг друга. Мы сидели в одинаковых позах и смотрели мемы на телефоне Мэта, потому что у Мэта отличное чувство юмора. Я потел, а Матвей незаметно гладил мой мизинец своим, чтобы я не боялся.
— Андрей, держи хуй бодрей, — ухмыляясь говорил он супергеройским голосом и поправлял очки. — Проверка на ВИЧ должна быть нормой жизни.
— Окей, пап.
Я не возражал, ведь ранее мы практиковали секс с другими партнерами.
— Ты знаешь, почему парочки любят ходить на ужастики? — спросил я шепотом.
— Ну?
— Я читал исследование на «Киберленинке». Совместное переживание страха усиливает влечение. Ну то есть они не думают прям вот так, но интуитивно понятно.
Матвей посмотрел на тетеньку из «Пятерочки». Тетенька тоже посмотрела, и хотя все про нас было ясно, не подала виду, потому что перед СПИДом, как перед Богом.
ВИЧ у нас не обнаружили. От радости хотелось целоваться. Конечно, мы не могли этого сделать. Одна из тетенек мне улыбнулась, а геи, что вдвое старше нас, отвели взгляд. Мы вышли из СПИД-центра и пошли в булочно-кондитерский комбинат на Московском шоссе. Я как можно громче стучал ногами по не растаявшему апрельскому снегу. Я победил смерть, я обожаю побеждать. А еще я хотел жрать. Мы похавали беляшей на комбинате, а вечером смотрели в общаге «Драйв» с Гослингом.
И в сущности мы с Мэтом очень похожи. Нам чуть за двадцать и у нас ничего нет. Наши матери живут в других городах и если звонят, то только лишь рассказать, как им плохо и что в этом виноваты именно мы. Мы зарабатываем копейки и не очень понимаем, кто мы, и поэтому просто хотим быть крутыми. Я хочу быть документалистом и писателем, а Матвей — Питером Паркером, потому что больше ничего не придумал.
Я все это вспоминаю, внимательно смотрю в лицо Матвея и вижу Питера Паркера.
Матвей берет пачку с трусами, сковыривает с нее белую защитную полоску вместе с полиэтиленом и засовывает пачку в рюкзак. Я не раздумывая встаю сбоку от Матвея, чтобы никто не видел, как он ворует для меня трусы.