Напрасно судья пытался навести какой-то порядок и выстроить команды для заключительного приветствия: болельщики заполнили площадку. Тогда он махнул рукой, повернулся и пошёл в школу, в раздевалку. За ним, окруженные болельщиками, усталой походкой хорошо поработавших людей направились игроки обеих команд.
В раздевалке к Сергееву подошёл защитник, сбивший его в конце основного времени. Он смущённо потоптался и, немного запинаясь, сказал:
— Прости, товарищ, что сшиб тебя.
Иван устало махнул рукой:
— Ладно уж. Сам понял, что нехорошо сделал? Ну и ладно. В следующий раз так не делай.
— А ты молодец! — неожиданно проговорил защитник. — После первого мазка, я думал, ни за что второй мяч не положишь.
Иван молча зашнуровывал ботинки. Говорить ни о чём не хотелось, напряжение игры сменилось душевной пустотой.
— С победой, Ваня!
Сергеев поднял голову. Перед ним стоял вырвавшийся наконец из объятий болельщиков Женька Курочкин, а рядом с ним — Нина. Синие глаза её излучали тепло. «Так вот чьи это глаза были!» — запоздало сообразил Иван, а Курочкин возбуждённо тараторил:
— А здорово мы их разложили! Жаль, что не смог я с самого начала играть, а то бы мы очков тридцать им дали! Ну, ничего, в следующий раз дадим, лишь бы сердце меня снова не подвело.
Сергеев болезненно поморщился. Нет, на Женьку он совсем не сердился — может, и правда ему нельзя играть. Сам никогда не хвастаясь, больше всего он не любил этого в других. А Женька ничего не замечал:
— Нет, а Ирка-то, Ирка какова! Соизволила почтить матч своим присутствием ровно на полминуты. «Какой счёт? Ах, наши проигрывают?» — и от ворот поворот!
— А разве она была? — постарался как можно безразличнее спросить Сергеев.
— А как же! С братом приходила.
Женька ещё что-то продолжал говорить, но Иван уже не слушал его. «С братом, с братом!» — радостно стучало в его голове. «Чего это я радуюсь? — внезапно подумал он. — Ну, и что же из того, что с братом? Мне-то не всё равно?» Но, очевидно, действительно было не всё равно, радостный голос в душе продолжал твердить: «С братом! С братом!»
«Уж не влюбился ли я?» Тревожная мысль подхлестнула сердце, и оно забилось гулко и взволнованно. «Глупости!» — отмахнулся он, но ехидный голосок подтвердил: «Конечно, влюбился!» «Ну, а если и влюбился, что тогда?» — оборвал его Сергеев, и ехидный голосок сразу замолк.
— Ты что, оглох, что ли? — услышал он Женьку Курочкина. — Третий раз спрашиваю: домой пойдёшь?
Иван поднял голову. Нина выжидательно смотрела на него. Было в её взгляде что-то светлое и радостное, и Сергееву неожиданно стало не по себе, словно он взял что-то у этой тонкой девушки и отдать не может.
— Пошли, — буркнул он, поднимаясь на ноги.
Они вышли в школьный двор. Болельщики всё ещё не расходились. Разбившись на группки, они оживлённо обсуждали все перипетии прошедшего матча.
— А свинья этот защитник, — негромко проговорила Нина, тронув Ивана за рукав небрежно накинутого на плечи пиджака.
— Ну, свинья — это чересчур громко, — пожав плечами, спокойно ответил Сергеев. — Просто увлёкся парень игрой. Он и сам не ожидал, что так получится.
— Нет, свинья! Знаю я таких! На любую подлость готовы, лишь бы не проиграть!
— Баскетбол — это не балет! — вмешался в разговор Курочкин. — Там иногда грубят.
— Гнилая теория! — зло повернулась к нему Нина. — Спорт — это, если хотите, тоже искусство, а искусство всегда должно быть красивым! А какая же красота в грубости? Грубят только те, у кого самолюбия больше умения. Не может честно победить — ломай противнику руки и ноги. Так, что ли?
— В игре всякое бывает, — примиряюще произнёс Сергеев. Им овладело какое-то умиротворяющее, спокойное настроение. Ему не хотелось ни спорить, ни слушать споры.
— Бывает, когда на площадку выходят такие вот игроки, как этот защитник! — не сдавалась Нина.
Сергеев ничего не ответил. Прохладный октябрьский ветерок теребил на его высоком лбу непокорную прядку тёмных волос. Нине вдруг захотелось тоже потрогать эту прядку, взъерошить жёсткие упрямые мальчишеские волосы. Она тряхнула головой и рассмеялась…
— Ты чего? — недоуменно спросил Сергеев.
— Так. Одень пиджак, простудишься, — с неожиданной лаской в голосе проговорила она.
Иван послушно продел руки в рукава. Действительно, становилось прохладно, и тело, разгорячённое игрой, начинало ощущать эту прохладу.
— Хорошо-то как! — вдыхая всей грудью осенний воздух, негромко произнесла Нина.