«Интересно, а в школе у нее проблем не наблюдалось? – подумал майор. – Училась она здесь, в Бирючинске. Для начала можно с Валентиной Васильевной на данную тему поболтать, а там видно будет».
У Рябинниковой были длинные, густые ресницы. И, насколько мог судить Посохин, туши на них лежало совсем немного.
– Откуда вы знаете о другой женщине? – спросил майор с легкой улыбкой. – Вы же в разводе.
Рябинникова резко опустила голову. Майор пожалел, что не видит сейчас ее рук. Они могли бы подсказать, насколько глубоко задел собеседницу его вопрос.
– Она появилась, когда мы еще были женаты, – после продолжительной паузы ответила Юлия.
Посохин решил больше не дразнить собеседницу и свернул разговор в более доверительное русло.
– О-о-о! Нехорошо, – майор покачал головой. – Могу понять, что вы пережили. Не всякая женщина способна выкарабкаться из такой передряги и сохранить чувство собственного достоинства. Честь вам и хвала. Но не думайте, что все мужчины поступают подобным образом. Конечно, многие так делают, очень многие, но не все. Я, например, своей жене до сих пор верен.
– И сколько же вы женаты?
– Почти пятнадцать лет.
– И что, так ни разу и не сбегали на сторону?
Во взгляде Рябинниковой читалось недоверие.
– Ни разу. Честное слово. И не потому, что Бога боюсь. Я не только неверующий, но даже некрещеный.
– А дьявол вас не искушает?
– Постоянно, если предположить, что пикантные ситуации это его рук дело, а не людских.
– А почему вы думаете, что маму убили? – неожиданно спросила Рябинникова. – Вы ведь так думаете?
– Честно? Думаю, что вашу маму все-таки убили.
– Почему?
«Интересно, – подумал Посохин, – она знает, что подавляющее большинство людей, которые были знакомы с ее мамой, считают Раису Николаевну Квасову законченной мерзавкой?»
Вслух майор выразился гораздо более корректно:
– Потому, что она нажила себе много врагов. И неделю назад количество, видимо, перешло в качество. Только пока нам не за что зацепиться. Может, завещание вашей мамы нам поможет?
– А вы не знаете его содержания?
– Пока нет.
– Я не думаю, что вы там за что-то зацепитесь.
– Кто знает…
– Это намек, да? – Над переносицей у молодой женщины появилась вертикальная морщинка. – И вам не стыдно? Мы с папой не имеем к этому никакого отношения, чтобы вы там, в завещании не вычитали, господин майор!
В голосе Рябинниковой снова прозвучали металлические нотки.
Все-таки надо ее проверить, решил про себя Посохин, надо. Конечно, не всегда яблоко от яблони недалеко падает, но пока годится и эта версия.
– Извините, я не хотел вас обидеть. – Посохин сделал виноватое лицо. – Честное слово! Ваша мама умерла, и нужно установить почему. Вот и все. А у вашей мамы есть еще какие-нибудь родственники? Не обязательно в Бирючинске.
– У мамы? – Молодая женщина тяжело вздохнула. – Дедушка мой уже давно умер. Мама еще в школе училась. Бабушка в прошлом году ушла. Брат мамин старший в позапрошлом. Мама к нему на похороны ездила. Куда-то на Дальний Восток, кажется. Семьи у него не было.
– А дяди или тети ее? Были у вашей мамы двоюродные, троюродные братья или сестры?
Юлия пожала плечами.
– Сразу не могу вспомнить.
Она закусила большой палец, и минуты полторы сидела молча. Посохин терпеливо ждал.
– Нет, не знаю! – наконец заявила она твердо. – Я ни про каких ее дальних родственников не слышала никогда. Может, папа в курсе?
Глава 13
Когда Посохин зашел в кабинет Карельского, тот поливал цветы на подоконнике. Маленькая пластмассовая леечка оранжевого цвета смотрелась в руках чопорного 50-летнего следователя крайне нелепо. И не только потому, что она являлась предметом домашнего обихода. Любая современная вещь в руках Александра Петровича не вязалась с его обликом. Утонченные черты лица, негромкая размеренная речь, плавные замедленные движения. Казалось, что в XXI веке он мог оказаться только благодаря машине времени.
Карельский с какой-то печальной задумчивостью посмотрел на майора.
– Проходи, пожалуйста. Я сейчас закончу.
– Ну, какие впечатления у тебя, Александр Петрович, от беседы с Квасовым остались? Будем под него копать? – спросил Посохин, усаживаясь на один из предназначенных для посетителей стульев.
– Впечатления двойственные, – продолжая возиться с цветами, ответил Карельский. – Ясно, что никаких горьких переживаний по поводу смерти жены он не испытывает, но и особой радости с его стороны я не почувствовал. Какой-то он никакой. Можно сказать, ни рыба ни мясо. Но подобные типы иногда такое отчебучивают, что рецидивисту в голову не придет. Было в моей практике несколько таких аморфных парней. Один, помню, жену с балкона сбросил, а дело представил так, будто она сама упала, когда белье вешала. А впечатление у нас после опроса соседей складывалось такое, что он и мухи не обидит.