Старший лейтенант прошел по пахнущему лекарствами коридору, свернул за угол и через три десятка шагов остановился перед выкрашенной белой краской дверью, на которой была прикреплена пластиковая табличка с надписью «завхоз».
Стучаться Жарких не стал. Он взялся за болтающуюся на двух не до конца закрученных шурупах огромную никелированную ручку и открыл дверь.
У зарешеченного окна за столом сидел смазливый мордастый парень в белом халате и что-то писал. На его левой руке золотом сиял огромный хронометр.
Жарких глянул по сторонам. Вся небольшая комната была заставлена стеллажами. На них громоздились оцинкованные и пластмассовые ведра, банки с краской, картонные коробки, а на нижних полках – даже деревянные ящики с гвоздями и шурупами.
– Привет славным работникам здравоохранения!
– Сюда нельзя, – не поднимая головы, строго сказал парень.
– Вы Самохин?
Парень посмотрел на Жарких.
– Что надо?
– Старший лейтенант Жарких, уголовный розыск. Вы Самохин?
– Я, а что?
– Жениться на тебе хочу, – с серьезным лицом пошутил Жарких, доставая удостоверение из нагрудного кармана. – Ты как, согласен?
Самохин непонимающе уставился на старшего лейтенанта.
Жарких подошел к нему и показал раскрытое удостоверение, потом взял стоявший возле стеллажа табурет, и сел перед Самохиным положив руки на стол.
– Вы в позапрошлый понедельник забирали с пляжа гражданина Стасова? Число назвать для полной ясности?
Самохин сделал глотательное движение.
– Забирал.
– Во сколько это было?
Парень задумался.
– В половине десятого.
– Точно?
Самохин снова задумался.
– Может, чуть позже.
– Насколько позже?
– Минут на пять или десять.
– На пляже вы еще кого-нибудь видели, кроме Стасова?
– Баба… Женщина там еще была.
– Как она выглядела? Опишите.
– Полная такая, в коротком халате. Классная грудь. Что еще? Высокая. Под сто восемьдесят, наверное.
Жарких достал из кармана фотографию, где Квасова была снята вместе с дочерью и внучкой, и показал его завхозу.
– Эта?
– Да, которая постарше. Только на фотографии у нее волосы по-другому уложены.
Старший лейтенант, спрятав снимок, кивнул:
– Возможно. Как вы оценили бы ее душевное состояние?
– Не знаю…
– Она была пьяна?
– Вроде нет.
– Какое у нее было выражение лица? Не бойтесь ошибиться.
– Мне показалось, она была чем-то недовольна.
– Ругани между ней и Стасовым вы не слышали?
– Как я мог что-то услышать при работающем моторе?
– А вы его не глушили?
– Нет.
– А в каком состоянии был Стасов?
– Вы про алкоголь?
– И про него.
– Спиртным от него пахло. Еще когда он выпьет, то шутить начинает.
– Он шутил?
– Да. Частушки напевал.
– Какие частушки?
– Обычные частушки. Русский народный рэп. Если вас интересует, попробую вспомнить.
– Давайте.
Чуть помолчав, Самохин без выражения запел вполголоса:
– Можете не продолжать. Вы в лодке были один?
– Нет.
– С кем вы были?
– С девушками.
– Фамилии, адреса.
– Светлана Лавлинская и Галя Мешкова.
Завхоз теперь отвечал на вопросы без долгих раздумий, будто зная, о чем его спросит полицейский через секунду. Жарких не сомневался, что этот сообразительный молодой человек уже изрядно погрел руки на больничном бюджете. И наверняка еще ни разу не попался даже на мелочевке.
– Живут где?
– Света на улице Гагарина, а Галя возле моста, на Якорной.
– Поехали.
– Куда?
– К Гале и Свете.
– Я же на работе!
– А у меня выходной. Поехали. Объясняю свои действия: пока я до твоих телок буду добираться, ты их можешь по телефону предупредить.
– О чем?!
– Обо всем.
– Пожалуйста, если это так необходимо…
Вздохнув, Самохин сложил в стопку лежавшие перед ним бумаги и сунул их в верхний ящик стола. Поднявшись с кресла, он снял неимоверной белизны халат и повесил его на угол стеллажа. Под халатом у завхоза оказались трикотажная небесного цвета рубашка от «Бенеттон» и узкие белые брюки. Ни дать ни взять бизнесмен на отдыхе.
– Пойдемте.
– Приятно иметь дело с разумными людьми! Все прямо на лету схватывают, – заметил Жарких. – Вы, наверное, гольфом увлекаетесь?
– С чего вы взяли?
– Ваш наряд навел меня на такие мысли.
– Что за ерунда!
Самовлюбленность завхоза была так явственна, что не могла не вызывать улыбку у любого здравомыслящего человека. Старший лейтенант входил в их число, но он был еще и слегка желчен, поэтому на его лице появилась улыбка с изрядной долей презрения.