Он выставил свою ладонь вверх и на ней материализовался маленький листик бумаги. Фредрик протянул ладонь Олив. Она почувствовала дрожь во всем теле.
— Неужели это… — она взяла листок бумаги и развернула его.
Это была та самая бумажка с его именем инициации, которую она принесла в тот день в замок.
— Я так наивно предполагала, что этот маленький клочок бумаги заставит тебя поверить мне. — грустно сказала она.
Вдруг на Олив накатили те чувства, которые она испытала тогда, стоя в бальном зале: одиночество, отчаяние и боль. Она потерла грудину.
— Олив, родная… — Фредрику хотелось стереть грусть с ее лица.
— Ноа рассказывал, что видел твою эмоциональную сетку, — вдруг вырвалось у Олив, она даже не ожидала от себя такого. Олив встревожило то, как легко Фредрик пробрался ей под кожу.
Фредрик замер.
— Что он увидел?
Олив помедлила.
— Он сказал, что твоя эмоциональная сетка покорежена, искривлена, сломана. — Она не решалась сказать следующее, но Фредрик ее опередил своим вопросом.
— А что Ноа сказал про твою сетку? — Фредрик очень внимательно наблюдал за Олив.
— Он сказал… — она замолчала, а потом на выдохе произнесла, — наши сетки похожи.
Это стало откровением для Фредрика. Он, кончено, предполагал, что Олив также пришлось несладко в разлуке. Все таки тогда в больном зале связь образовалась и это было свершившимся фактом. Но знание того, что на Олив их расставание отразилось также сильно, как и на нем, делало их связь осязаемой, плотной и весомой. Он взял ее руки в свои и положил их себе на грудь, где гулко билось его сердце. Он хотел, чтобы она видела то, как его взволновало ее откровение.
Глава 11
Олив стояла напротив Фредрика и чувствовала руками биение его сердца. Его грудь вздымалась при дыхании. Ее обволакивало теплотой тела Фредрика, его взглядом и энергией, которую он источал. Этот мужчина притягивал ее так сильно, что все ее тело изнывало от жажды и желания. Олив почувствовала как ее собственное сердце забилось быстрее, его ритм подстроился под ритм сердца Фредрика и, наконец, слился с ним в унисон. Это удивительное чувство единения. Олив хотелось разозлится на Фредрика за эти обрушившиеся разом на ее чувства, потому что злость помогала ей защищать себя, свои личные границы. Злость помогла ей выжить когда-то. Но стоя так, теплым спокойным вечером на террасе замка, слушая биение сердца Фредрика и свое, — все это повлияло на нее очень умиротворяюще. В этом и суть встречи близнецовых пламён — гармонизация и энергетическое соитие двух частиц Вселенной. Возврат к своему первоисточнику.
Фредрик наслаждался ее близостью. Такое тихое и мягкое счастье, когда твоя пара находится рядом и дышит с тобой одним воздухом. Фредрику хотелось боготворить ее своими ласками. Показать губами и руками, что она желанна. Он начал гладить ее руки сначала пальцами, а затем спустился вниз по предплечью. Когда его левая рука нащупала что-то твердое и гладкое, он не сразу понял что это сквозь пелену любовного морока. Но, когда до него дошло, что это золотой браслет, который лишает ее сил, то его романтическое настроение сразу пошло на убыль. Он взял ее руку, на которой был браслет и отрешенно посмотрел на него.
— Ты права.
Олив замерла от неожиданности, неужели он снимет…
— Я не могу ждать от тебя доверия, пока сам с помощью чар лишаю тебя твоей силы. Но, — Фредрик остановился и посмотрел ей в глаза. Олив натсорожилась от этого «но».
— Мне нужен еще один день и я сниму этот браслет с тебя. Я покажу тебе город, а потом сниму браслет, и ты решишь сама хочешь ли остаться… — он хотел добавить «со мной», но решил не давить на нее своими ожиданиями.
Олив не нравилась мысль о том, что она еще хоть один час проживет с этим браслетом на руке, но глубоко в душе она понимала Фредрика. Это, конечно, не оправдывало его, но она понимала. Эту тысячу лет она жила с чувством сильнейшей тоски и горечью утраты. Возможно… Возможно ему на самом деле было также больно, как и ей. Потому Олив решила, что еще один день она сможет вытерпеть. Она решила попробовать довериться ему.
Она вздохнула и кивнула Фредрику.
— Хорошо. Но только один день, Фредрик, — ее выражение лица стало серьезным, — я не шучу. Один день, но больше я не выдержу. Мне нужен мой ветер… — она осеклась.