— Слушаешь меня, товарищ генерал Ясень? — громко сказал Тополь по-заученному, когда вошел в дом, обращаясь сразу ко всем «жукам» в стенах, дверных косяках, мебельных гвоздиках и засохших гвоздиках в вазочке или где еще эта гадость была напихана. — Ребята мои сегодня собрали новую информацию, и, представляешь, полностью подтверждается наше с тобой первое предположение. Человек, проходящий в операции под именем Золтан и непосредственно связанный с новой тверской группировкой, оказался на контакте с ГБ. Думаю, надо немедленно связаться с директором ФСБ или кем-то из его замов. Разрешаешь выйти на связь?
— Да, мой генерал, — ответил я — Похоже, что это уже серьезно. Соедини-ка меня с Григорьевым. Поговорю с ним лично. Без ансамбля.
— Неужели уйдет, сволочь?! — выдала Татьяна задуманную по сценарию жутко эмоциональную реплику, причем еще и оглушительно свистящим шепотом. Она мне объяснила потом, что в усилителях прослушивающей аппаратуры такой «тембр» голоса превращается в форменные радиопомехи. Реплика относилась, разумеется, к Золтану, но в первый момент прослушивающий мог подумать, что речь идет о Григорьеве, и это было весело.
Тополь пощелкал клавишами на сложном многоцелевом пульте, передающая камера замигала красным глазком, и наконец раздались длинные гудки. Один, два, три, четыре… Я приблизил лицо к объективу камеры.
— Говорите! — распорядился властный баритон. Экран монитора слабо мерцал, что означало, как мне потом объяснили, одностороннюю видеосвязь: очевидно, высокий сановник не хотел показываться перед нами в пижаме, но меня видел. Видел!
Тополь молча кивнул: дескать, это его голос, натуральный, и на какую-то секунду мне сделалось страшно, холод пробежал по рукам и ногам: Боже, неужели я просто не смогу открыть рта? Ты должен, скотина, должен!
Я нервно облизнул губы и выпалил со всей мыслимой небрежностью:
— Геннадий Петрович? Приветик! Догадайтесь, откуда я звоню. Даю три попытки.
— Малин?! — выдохнул динамик на пульте, почти не скрывая удивления.
— Вы догадались, кто я. А я просил догадаться, откуда. Вторая попытка.
— Малин, прекратите паясничать. Взгляните на часы.
— На них-то я и смотрю. Классные такие часики на пульте управления вселенной. Ладно, не надо третьей попытки. Я звоню с того света. — Я сделал внушительную паузу. — Почти.
Григорьев мудро помолчал, переваривая, слышалось только его тяжелое сопение.
— Малин, вы для чего мне звоните? Что-то случилось?
— Я вам звоню со спецобъекта Б-502/6.
Снова долгая пауза. Потом вопрос:
— И что?
Тополь улыбается и показывает мне большой палец. Я ничего не понимаю и шпарю дальше по тексту:
— А то, что я спугнул отсюда Золтана. А вчера его люди обстреляли мою машину. На кого работает Золтан, Петрович? Не знаешь?! — Я нарочито перехожу на «ты», а он упорно молчит.
— Вы абсолютно уверены, Малин, что это были его люди?
Тополь готов расхохотаться и показывает мне уже два больших пальца. Он находится вне поля зрения камеры.
— Да, — торжественно завершаю я свою роль. — Тут от меня неподалеку стоит Горбовский, он у нас специально занимался этим вопросом, так что, как говорится, передаю ему трубочку. Доброй ночи вам, Геннадий Петрович.
Я делаю два шага — назад и влево — и достаю сигаретy совершенно мокрый. Я шарю по карманам, но нигде нет ни зажигалки, ни спичек. Верба подносит мне огонек. Я жадно затягиваюсь.
— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, — начинает свои объяснения Тополь. — Позвольте мне..
И тут начинается стрельба. Близкая, оглушительная страшная.
— Ложись!!! — кричит Тополь хриплым голосом комбата «афганца», но господин-товарищ генерал Григорьев этого уже не слышит, потому что Кедр, обладающий боксерской реакцией, разрывает связь одновременно со звуком первого выстрела.
Глава восьмая. БЕЗНАДЕЖНО БОЛЬНЫЕ ЛЮДИ
Менты свалились на нас внезапно. Не люблю этого слова, но там были именно менты. Начальник отряда вообще не хотел думать (может, и не умел этого в принципе), он хотел только стрелять — первым, сразу, без предупреждения и, наверно, мечтал стать героем, не исключено, даже прославиться.
В общем дача стояла на охране в милиции. Замечательный штрих ко всему, что мы уже знали об этой даче. Вот уж отмазка так отмазка! Прикрытие по первому разряду. Эмвэдэшники охраняют дачу, где скрестились интересы нескольких самых могущественных организаций мира, охраняют, разумеется, не подозревая об этом совершенно. Придумано красиво, только ментов жалко. Со службой ИКС им сильно повезло. Окажись на этом месте, допустим, наши коллеги из Моссада, перебили бы к черту всех до единого — просто на всякий случай. А Вася Долькин только орал до хрипоты:
— Госбезопасность! Не стрелять!! Госбезопасность!!!
А потом поднял руку и пальнул в небо красной сигнальной ракетой. Тут-то ему и сделали дырку в предплечье.
Ошалевшие омоновцы ничего не слышали, они сами орали: «Сдавайтесь, бандиты, вы окружены!» — или что-то вроде этого. И непрерывно стреляли, не жалея боезапаса.
Точку в этой истории поставил Кедр, связавшийся по рации Москву с региональным управлением по борьбе организованной преступностью, а уже оттуда ментам по рации дали отбой. Однако один из них, самый горячий, успел рвануться на штурм дома, не дождавшись приказа о братании с предполагаемым противником. Встретил этого штурмовика наш Виталий и в темноте был немного неосторожен. Омоновец напоролся на собственный штык-нож. Виталию сделали устное взыскание. Наказывать всерьез было не за что. Бывает такое и у самых опытных специалистов. Ну а врач в нашей команде, конечно, был.
Проводили милицию без почестей, но сдержанно: не до них было. При других обстоятельствах могли бы и оплеух навешать, чтобы помнили барскую руку. В прежние времена милиционеры при слове «госбезопасность» сразу навытяжку становились, а нынешние разболтались, собаки. Но, честное слово, в тот момент не до них было.
Григорьев позвонил сам. Невзирая на ночное время. И долго разговаривал с Горбовским о давешнем нападении на малинский, то бишь мой «Ниссан». Выяснились забавные для меня подробности. Оказывается, задержанные службой ИКС четверо бандитов признались в нападении на машину по заданию лидера тверской группировки Шайтана. Сами боевики, конечно, и знать не знали, кто сидит внутри «Ниссана», им таких вещей по определению знать не надо, а Шайтан, очевидно, что-то знал, потому что боевики были предупреждены о бронестеклах и оружие взяли соответствующее. (Могли ли они знать, бедняги, какие именно бронестекла им попадутся?) Связь Шайтана с Золтаном была отслежена и доказана давно, и сведения об этом еще неделю назад были переданы руководству Б по спецканалам. Горбовский с Григорьевым обсудили достоверность этой информации, и последний вынужден был признать, что Шайтан действовал по наводке Золтана. Юмор ситуации заключался в том, что оба знали наверняка: это совсем не так. Горбовский еще накануне обьяснил мне, что Шайтан пытался убрать нас, считая сотруниками спецотдела ФСБ, направленными в область для борьбы с его командой. И Золтан тут был совершенно не при чем. Григорьев тем более был уверен, что Золтан натравливал тверскую группировку на ИКС, по той простой причине, что профессиональный киллер Мясорубов один раз уже убивал хозяина этой машины — этого «Ниссана» с желтым номером. Допустим, он знать не знал кто такой Малин (очевидно, так и было), но он прекрасно помнил его машину и не мог отдать приказ Шайтану мочить наследников, друзей или хотя бы просто сотрудников убитого. Такой приказ означал бы явную подставку. Григорьев понимал это. А об убийстве Малина руками Золтана он знал. Точно — знал. Это уже было на уровне чутья. Тут и у Тополя, и у меня ощущение было одно и то же. Даже психолог Кедр, даже эмоционально чуткая Верба не сказали бы наверняка, отдавал ли сам Григорьев приказ о физическом уничтожении Ясеня или ему просто вовремя сообщили о свершившейся акции, но в одном сомнений не было ни у кого: он знал, что Ясеня убили (точнее, должны были убить, а потом доложили об исполнении).