Где-то при посредничестве американской администрации, где-то пользуясь иными каналами и связями, Базотти заручился поддержкой президентов и правительств большинства стран мира, гарантировавших ему беспрекословное подчинение своих национальных спецслужб сотрудникам службы ИКС. Точно так же Базотти сумел поставить себя над Интерполом и несколькими другими аналогичными международными организациями. Он согласился отчитываться лишь перед специальной комиссией ООН (не просто специальной, а специально созданной для этого) да еще из чувства уважения и благодарности — лично перед президентом США.
Легко догадаться, что в пятьдесят девятом году всевластие Базотти не могло быть абсолютным. Оставался совершенно неподконтрольный и чудовищно сильный Советский Союз, а вместе с ним так называемый социалистический лагерь, где особенно неприятной для глаза огромной кляксой выделялся Китай. Ну и, конечно, не все в порядке было на Ближнем Востоке. Причем в равной мере непокорными оказались и неистовые в своем религиозном фанатизме мусульмане, размахивающие зелеными знамени, и рафинированные, блестяще образованные профессионалы из израильской разведки Моссад.
Тем не менее Базотти верил, что еще успеет подчинить себе всех, что oни будут под его официальным и неофициальным контролем: самые дикие арабы, и подавляющие своей миллионной численностью агенты МГБ и волки ГРУ. Базотти верил в успех своего великoго начинания и веру эту подкреплял делами.
Все новые и новые страны охватывал он своим контролем, а там, где контроль был в принципе невозможен (в СССР, например), агенты Базотти просто наводили мосты, готовили почву для будущего, устанавливали горизонтальные связи, в частности для перекрестного контроля тех государств, где их позиции были не слишком сильны. Конечно, с Политбюро ЦК КПСС Базотти разговаривать было не о чем, но с советскими резидентами и даже с их начальством диалог получался зачастую весьма продуктивным. Ведь на каком-то уровне профессионализма именно профессиональная общность оказывается превыше всего: исчезают не только языковые и культурные барьеры — стираются национальные, религиозные, классовые, идеологические противоречия. Грушнику гораздо легче понять цэрэушника, чем американскому журналисту — американского же полицейского или итальянскому священнику — итальянского же бандита с католическим крестиком на груди. В общем, о чем-то они там договорились — служба ИКС и советские бойцы невидимого фронта — еще в шестидесятых, при Хрущеве, но главные события были, конечно, впереди.
Чем, собственно, занималась служба ИКС (или для непосвященных Фонд Би-Би-Эс)? Да, ничем. Самосозиданием, расширением своей агентурной сети, укреплением собственной власти, научными разработками, статистическими и социологическими исследованиями. Занимался ли фонд собственно контролем, собственно борьбой со злоупотреблениями властью, с неогестаповским беспределом спецслужб, с коррупцией, с массовым бандитизмом? Нет. Во всяком случае, в первые десять лет было явно не до этого.
Балаш периодически начинал чувствовать себя попавшим в ловушку. «Боже! — восклицал он патетически. — Известный правозащитник и гуманист опутывает мир какой-то фашистско-бандитской сетью! До чего я докатился!» Базотти успокаивал его, объясняя, что приступать к серьезной работе можно лишь тогда, когда ты уверен в своих, силах. «Нас еще слишком мало, — убеждал он Балаша, — что мы еще слишком молоды как организация. Знаешь, почему наши „подконтрольные“, а на самом деле наши конкуренты и даже злейшие враги не трогают нас? Да потому, что не принимают всерьез. Мы им не мешаем. Любая организация предпочитает, чтобы ее контролировали, не вмешиваясь в ее дела. А мы так и поступаем. Такой контроль все любят и уважают. Им выгодно иметь такой, и только такой контроль. Пусть думают, что мы всегда будем вести себя именно по-сегодняшнему. Тогда они помогут нам набрать полную силу. Тут-то мы и остановим всех одновременно, весь чудовищный процесс разрушения нашей планеты, остановим одним точным ударом, с легким, едва заметным поворотом корпуса в сторону противника и упором на толчковую ногу! Ты понимаешь, Дьоро, что я хочу сказать?»
Так на итальянский манер произносил он имя Балаша, когда начинал нервничать.
Балаш понимал, но не очень-то верил в эту грядущую победу. А вести свою игру он бы, может, и рад был, но чувствовал, что не по силам ему тягаться с Базотти. Теперь-то он уже хорошо знал, с кем вместе учредил величайший в истории благотворительный фонд. Базотти был циничен, он особо и не скрывал своего бандитского прошлого. Если портрет откровенного фашиста Франко чеканят на монетах вполне демократической теперь Испании, которой он по-прежнему благополучно управляет, почему бы откровенному мафиози Фернандо Базотти не возглавить международный гуманистический фонд?
Бывшие подельники и конкуренты, увидев до боли знакомую фамилию на первых полосах крупнейших газет, должны были проникнуться священным трепетом или животным страхом перед могуществом хозяина. Интерполовцы и прочая полицейская шелупонь, естественно, уже смекнули, что им до Базотти теперь не дотянуться. Спецслужбы всех стран по определению должны уважать учредителя Фонда Би-Би-Эс. А остальные… Остальные ничего не знали о прошлом Базотти. Узнавали по слухам, по скандальным публикациям, а это лишь добавляло дутой славы в массах и грозного авторитета у посвященных.