Шли годы, сменялись президенты и правительства где мирным, а где и не очень мирным путем, начинались и заканчивались войны, перекраивалась помаленьку политическая карта мира, мигрировали народы, делались эпохальные открытия, неуклонно возрастал жизненный уровень, осваивался космос — людьми и глобальными ракетами, медленно, но верно гибла природа, американцы испытывали новейшее химическое оружие на вьетнамцах, а русские, как всегда, издевались над своими: плодили уродов в районе Семипалатинского ядерного полигона, жгли в адском пламени неудачных запусков космонавтов и обслуживающий персонал Байконура, пытали инакомыслящих в казанской спецпсихушке и принудительно кормили всемирно известного академика в Горьком. Весь мир куда-то стремительно катился, сходя с ума, изламываясь, взрываясь, треща по всем швам, меняясь с привычной, ошеломляющей быстротой. И только Фернандо Базотти со своей службой ИКС, со своим пресловутым фондом оставался все тем же — холоден, спокоен и неколебим как скала, он взирал на кошмар и хаос цивилизации с отрешенностью буддийского монаха. А щупальца его меж тем вытягивались, ветвились и проникали все глубже, глубже, глубже…
Балаш устал от этого процесса. Собственно, он давно отошел от активных дел к был не очень в курсе последних акций службы ИКС. Сам иногда, пользуясь положением, помогал братьям-диссидентам в коммунистических странах и прочим порядочным людям, а в большую политику лезть остерегался. Несколько раз он подкатывался к Базотти с просьбой предотвратить ту или иную войну, приход к власти той или иной жестокой хунты, но Базотти только отмахивался: «Я же объяснял: нельзя историю по-топорному исправлять. Войну не остановишь, только отодвинешь чуть-чуть, а службу нашу погубим».
Дьордь Балаш умер в конце восьмидесятого. От сердечного приступа. Тяжелый выдался год: Афганистан, Польша…
А в восемьдесят втором, по слухам, Базотти встречался с Андроповым. Ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию до сих пор не удалось. Фернандо — человек скрытный, и есть вещи, о которых он не рассказывает никому. Однако важнее другое. В том же восемьдесят втором Базотти познакомился с Малиным, от которого и получил прозвище Дедушка. Но только это уже совсем другая история.
Вот такой краткий курс истории партии, то бишь спецслужбы Базотти, изложил мне Тополь солнечным утром двадцать первого августа в дороге, по ходу тренировки на спецбазе, во время обеда и после, в перерывах между инструктажем и многократными проверками моих физических возможностей. Уровень мастера по самбо, бросившего активные занятия семь лет назад, оказался, конечно, низковат рядом с его блестящим владением конфу и двухлетним опытом службы в отдельном батальоне спецназа. Даже разница в годах не выручала. И все-таки Тополь меня похвалил.
— Думаю, — сказал он, — месяца три плотных занятий с тренером — и тебя можно будет отправлять на серьезную операцию. Остальное придет с опытом.
Беда заключалась в том, что на операцию, причем весьма серьезную, меня отправляли не через три месяца, а прямо нынче же вечером. Они не могли отменить эту операцию и не могли взять никого вместо меня. Это была какая-то очередная подставка. Или очередной психологический тест. Мне уже было все равно. Для родных и друзей я умер. Оставалось умереть для Вербы и Тополя. Что ж, я был готов. Но, если честно, не хотелось.
Ближе к вечеру приехал гример и долго делал что-то с моим лицом и прической. С прической было особенно интересно, потому что под занавес мне хорошенько попрыскали голову из спрея. Я думал, это лак для волос, а оказалось — зеленая нитрокраска.
— Так страшнее, — загадочно пояснил Тополь в ответ на мой недоуменный вопрос.
Потом появился психолог Кедр — тот самый мужичина из «Жигулей» с большой дороги. Было довольно трудно привыкать к его новой роли. Но я все-таки смирился с тем, что этот боксер-тяжеловес дает мне советы, внимательно выслушал все рекомендации и даже вполне сносно научился воспроизводить характерные жесты и типичную мимику Сергея Малина. Потом мне подробно объяснили, как управляться с тяжеленным четырехствольным «браунингом», заряженным какой-то усыпляющей химией, и на этом экспресс-подготовка закончилась.
Пора было выдвигаться в район проведения операции.
Уже стемнело, и начал накрапывать дождь.
Глава седьмая. ОПЕРАЦИЯ «ЗОЛТАН»
В мокрых после дождя кустах было не то чтобы холодно а как-то очень неуютно, и когда Кирилл из бригады наружного наблюдения наконец позволил нам с Тополем перейти в машину, я облегченно вздохнул.
— Мы только что получили подтверждение, — сказал Кирилл. — Он уже двадцать минут торчит на восемьдесят девятом километре. Похоже, ждет кого-то.
— А может, с машиной что? — предположил я.
— У Золтана? — хмыкнул Кирилл. — Вряд ли. Он же не на «Москвиче» ездит.
— На самом деле может быть все, что угодно, — раздумчиво проговорил Тополь. — Допустим, он сидит там сейчас и решает, ехать ему сюда или нет.
— А если не приедет? — поинтересовался я.
— Не приедет — значит, перенесем встречу в другое место. Куда он от нас денется? Но вообще-то у этого парня удивительное чутье на ловушки. Потому он и жив до сих пор.
Мы уже сидели в «Ниссане», где на заднем сиденье, уютно свернувшись, дремала Татьяна.
— Что, поймали? — спросила она, едва приоткрыв глаза.
— Угу, — сказал Тополь. — Восемь комаров и одну чудовищного вида жабу, бородавчатую, как смертный грех.
— А-а-а, — сонно протянула Татьяна.
— Показать? — спросил Тополь.
— Кого?
— Ну, жабу, конечно, комаров-то я уже по щекам размазал.
— Не надо, — сказала Татьяна. — Я их не боюсь.
— А кого ты боишься, Танюшка? — это уже я спросил. Она призадумалась и ответила как-то очень серьезно: