— Хоть бы вы, Коля, на него повлияли… Там, на Чукотке, домой к утру возвращается, с друзьями как бы в шахматы играет… Знаю я эти шахматы! Те, значит, бабы, что на стороне, — королевы, а мы, которые дома, — пешки? Так понимать ихние шахматы?
— Да бросьте вы, Глаша. Все-то вы придумываете. Он действительно задерживается из-за шахмат. Он же кэмэ…
— Что?
— Кэмэ — кандидат в мастера…
— Кэмэ! — вскричала она… — Кэмэ… Кобелирующий мужик — вот что такое ваше кэмэ!
— Не надо напраслины, — сказал Николай. И тихо Авдею: — Мне понятно, почему иногда люди разводятся… Когда у одного из них нет чувства юмора…
— Мне слезы, а ему юмор! О ребенке бы подумал… лучше б я раньше ушла… лучше б за молодого вышла… сколько у меня предложений было!
— Молчать! Хватит! — сделав вдруг круглые глаза, заорал Николай. Авдей, раскрыв рот, испуганно Смотрел на друга. Глафира шарахнулась. — И не возникать больше! Не позволю разрушать советскую семью! Не был он у Клавы! Не видел даже ее! Закрыли нас, понимаешь! Закрыли! Справку могу принести! Ну? Тащить справку?!
Глафира присела и во все глаза смотрела на Николая. Он почувствовал, что немного переборщил:
— Вот… извини. Ты такая молодая и красивая, а делаешь глупости.
Глафира простодушно приняла комплимент и не успела догадаться, с чего бы это…
— Вот деньги, — Николай протянул ей две красненьких. — Иди в «Горные вершины». Тебе отпустят сразу и до одиннадцати. Скажи — бутылку коньяку. Скажи — я жена профессора, которого вы вчера закрыли. Только иди прямо к директору. Тебе, молодой и красивой, да еще жене профессора, сразу дадут. А нам надо подлечиться. От всех этих событий голова болит. Ты уж помоги, Глашенька, а? Будь человеком…
Лицо ее просветлело. Куда-то пропали слезы. Она улыбнулась, встала, взяла сумку, деньги и ушла.
— Спасибо, — тихо сказал Авдей. — Как это мы выпутались?
— Эх… — вздохнул Николай. — Давно я не был при семейном скандале, отвык даже. А сейчас хорошо так на душе… как будто с бывшей женой поговорил… прямо потеплело.
До обеда они отсыпались, а проспав обед, с легким сердцем пошли на пляж. Граница писательского пляжа обозначена двумя решетками, в начале и в конце, сам пляж невелик — не будет и ста метров.
Никто не купался, вода была холодной, но солнце еще грело — последние теплые лучи в конце сезона. Немного людей было на пляже — только те, кто недавно приехали и пытались загореть.
Глафиру и Тимошку Авдей нашел быстро, хотя и подивился, как незаметно успели они загореть, стали совсем коричневыми, Николай тут же расщедрился на комплимент, Глафира расплылась в улыбке, мужчины взяли Тимошку и пошли в дальний конец к шахматистам.
Но оказалось, что это не шахматисты. Группа мужчин перебирала в большом тазу мокрые камешки, сортировали они их, выбирали, что получше.
С ними была маленькая девочка пяти примерно лет — подруга Тимошки.
— Подари это ей, — сказал Авдей и протянул малышу ладонь, на которой сверкала небольшая щетка аметистов, большой сердолик и агат — срез вулканической бомбочки.
Тимошка застеснялся, но, подталкиваемый отцом, подошел к девочке, отдал ей камни и убежал. Мужчины стали рассматривать, восторженно ахать, а Авдей с Николаем поспешно покинули это место, чтобы избежать расспросов.
— Где взял? — спросил, смеясь, Николай.
— Далеко, отсюда не видно…
— Все ясно… Мистифицируешь?
— Пусть гадают…
А вечером Авдей вытащил из чемодана два больших мешка, набитых образцами.
— Вот чего я сюда привез… — сказал он. — Таксист чуть не надорвался с чемоданом.
Сердолик и карнеол с реки Кремянки, голубой халцедон и агаты с реки Олы, сардер[4] с реки Алазеи и еще какие-то камни, которых Николай не смог определить.
— Да-а… — только и протянул он. — И стоило везти такой груз за тысячи километров?
Авдей пожал плечами.
— Все отсюда увозят, а ты сюда привез, — сказал Николай.
— Вот стемнеет, — ответил Авдей, — пойдем дарить.
— Выйдем, аки тати, на ночной промысел? — засмеялся Николай.
Ночью после ужина штормило. Авдей, Николай и Тимошка вышли на берег моря. У мужчин в руках было по мешочку. Издали они напоминали сеятелей, бросающих зерно в землю. Они кидали камни в море, на берег, в дальнюю сторону пляжа — шли, разбрасывая камни, даже Тимошка бросил два образца, не докинув до волны…
— Это ты хорошо придумал, — сказал Николай.
— Я знаю. Кто найдет — будет рад. У них тут камни с пуговицу, а мои — в полкулака… То-то будет радости…