Нет, положительно все раздражало тут Вортегова!
Но отсидеть здесь путевку до конца он решил из принципиальных соображений и в надежде, что все-таки удастся в округе найти (чем черт не шутит!) райский уголок, где можно коротать оставшиеся дни и куда можно приглашать на отдых всех своих чукотских друзей и товарищей.
Есть удивительное время первых дней морозной сухой колымской осени, когда голуби, покинувшие город, клюют на обочине трассы что попадется, а такси летит по прямой черной дороге мимо желтых лиственниц и посеребренных снегом родных сопок, и ты думаешь не о встрече с любимой женщиной и не о встрече с друзьями, а просто счастлив возвращением. И в этой солнечной ясности ты рад, что лиственницы, и снег, и дорога принимают тебя, ты вернулся, и пронзительно хочется, чтобы счастье это когда-нибудь испытал твой сын.
Восторженное состояние переживал Вортегов, мчась из аэропорта «Магадан» в город, и понял он — зря ездил на юг, если нет у него любимой женщины, не пишут друзья-погодки, а сына так и не удосужился родить, и смотрел он во все глаза на мелькающий пейзаж и никак не мог понять, почему от соприкосновения с этой красотой так хочется жить.
Горько ему было, что не с кем разделить восторг и радость, и неотвязная мысль билась в мозгу: «На Чукотку! На Чукотку! Дома я, дома!»
…Чукотский порт встретил его туманом, но туман был родным и привычным… На проходной висело старое, поблекшее объявление о встрече местных футбольных команд, он тут же вспомнил бурята-болельщика и все свое неуклюжее лето.
Никто, не удивился появлению Вортегова, и это немного обидело его. «А если б не вернулся — то-то б удивились!» — подумал он. И здесь Ксаний Борисович как раз попал в точку.
— Что-то долго по югам гулял, — притворно бурчал на него начальник портофлота.
— Так я ж пенсионер.
— Все мы в душе пенсионеры, — вздохнул начальник. — Когда приступаем?
Вышел из кабинета пенсионер Вортегов капитаном буксира «Смелый».
Конечно, после морей-океанов, штормов тайфунов, норд-остов и шквалов работа на маленьком портовом буксире хоть кого озверит. Хотел под горячую руку новый капитан буксира обновить команду своего суденышка, но ему вовремя намекнули, что навигация кончается, свободных моряков нет, а на буксире собраны хоть и проштрафившиеся матросы, но дело свое знают, а остальное зависит от него, от Вортегова, и не надо нервничать.
А в бухту осенними ветрами нагоняло первые льды, океанские суда торопились в море, домой, в южные широты, и прощальные гудки плыли над поселком вместе с густыми туманами.
В один из таких последних дней навигации, когда буксир стоял у причала, со смотровой площадки диспетчерской крикнули в мегафон:
— Капитана «Смелого» просят на «голубятню!»
«Голубятней» называлась башенка на крыше здания порта, где размещалась диспетчерская.
— К телефону, — кивнул Вортегову диспетчер.
— Ксаний Борисович, здравствуйте, — раздалось в трубке. — Вас из редакции тревожат. Тут к нам делегация пионеров пришла, с письмом.
— С критическим? — улыбнулся он.
— Почти… примерно на тему «Куда же смотрит наш поселок?».
— Ну, и куда же он, наш поселок, смотрит?
— В море, как всегда…
— И что же там видно?
— А там пионеры увидели Гагару, которую унесло на льдине.
— Какую гагару, птицы уже улетели…
— Нет, это собаку так зовут — Гагара, она совершенно черная. Вот ее и унесло. Это их собака, Дома пионеров… Дети просят спасти… Я понимаю, это не входит в круг ваших обязанностей, но… дети просят… сами понимаете.
— Гм… понимаю… я посоветуюсь с руководством.
— Спасибо.
— Пока не за, что, — он положил трубку. — Гагара, собаки, дети, черт-те что, а не работа, — ворчал капитан.
Вортегов спустился с «голубятни», ушел на причал, и вскоре буксир, лавируя между льдами, был на середине бухты.
Черную собаку на белой льдине отыскали быстро. Когда суденышко на самом малом подошло к льдине, собака поняла, что люди к ней с добром.
Мокрая, лохматая, она дрожала, забившись на корме между бухт троса, и не прикасалась к еде — матрос вынес ей полбанки колбасного фарша.
Вечером пионеры пришли к Вортегову благодарить его, он их принял, напоил чаем с материковскими конфетами и в который раз за вечер пожалел, что никому из этих детей он не может приходиться дедушкой.
— Еще месяц назад, — выступал на другой день на совещании директор кожзавода, — мы приняли решение отлавливать собак, а кое-кто их спасает.