Выбрать главу

Алла БОССАРТ

СПРОСИТЬ ГРИШУ

Горин как Офштейн

В день, когда умер Горин – не Григорий Израилевич, а Гриша, хотя и знаменитый, сейчас многие говорят «великий» и даже «гениальный», но еще такой молодой для того экстремального приключения, в которое пустился: всего 60, - к нам утром пришел Шендерович с поллитрой. Совершенно, как русский мужик, сел, подпершись кулаком, и, кидая в рот стопку за стопкой, вытирал слезы и бубнил: нет, нет, что же это, как же так…

Потом они с Иртеньевым зачем-то поехали к Гориным домой. Обычно наутро после смерти к вдове приходят самые близкие. Эти не были «самыми», но они любили его, а Витя – боготворил, как учителя, как старшего брата. Так Гришу любили все, кто знал его.

Люба Горина потеряла не просто любимого мужа. Он был ее отцом, братом, другом и смыслом жизни. Спустя несколько месяцев после похорон она наглоталась таблеток, потому что не могла больше выносить разлуку. Ее откачали, но к жизни Любовь Павловна вернулась лишь физически. Двое приятелей-писателей звали замуж. Она отказала им от дома. Сиротская жизнь Пенелопы продолжалась лет десять, после чего ее разум охватил сон, облегчивший страдания. Несколько лет Люба прожила взаперти, узнавая лишь родную сестру. И в этом году улетела к своему Грише.

Смотрю старые видео – Гриша на читке пьесы, на записи телепередач, в застолье, на рыбалке… Что бы ни говорил, что бы ни делал – он не может совладать со своим лицом. Полускрытая в усах и бородке змеится усмешка, черные навыкате глаза даже как-то смущают своим откровенным весельем. В интервью и воспоминаниях о Горине все как сговорились – непременно талдычат про «грустные глаза» шутника. Да фигня. Взгляд – да, мог быть обращен в себя, когда Горин думал, он же все время сочинял, даже помимо воли. Но грустным не был. Чего ему грустить, счастливчику. Талант и жизнь Григория Горина могли бы стать образцом энергии и позитивности, если бы, конечно, не «а идише копф». Пресловутая еврейская голова, еврейские мозги иронического умника слишком многое делали понятным ему, чтобы сохранять такой уж прям неистребимый оптимизм.

В дни 50-летнего юбилея Горина они с Аркадием Хайтом обменялись письмами. Хайт придумал, что на дворе – начало нового тысячелетия, Грише – не 50, а 60, и живет он в эмиграции. Тогда на эту тему весело шутили. Юбиляр тут же ответил, датировав письмо 2001-м. Хайт умер в феврале 2000-го. Горин пережил друга на 5 месяцев. Молодые, обстебывающие все на свете, земную жизнь прошедшие, как им казалось, только до половины – о каких датах через тире могли они думать?

«Дорогой Аркадий!

Весточка с Родины – что может быть дороже для нас, эмигрантов, особенно таких, как я?

Ты ведь слышал, наверное, что и за рубежом я оказался не по своей воле: этим летом, сдуру, поехал отдохнуть в Коктебель, а в это время Украина полностью отделилась, наконец, от СНГ, Крым же, в свою очередь, отделился от Украины, а затем уже и от материка.

Сбылось пророчество Васи Аксенова, и Крым стал островом.

Но даже Аксенов, с его фантазией, не мог предположить, что отделение на этом не закончится и Крым тоже распадется на ряд независимых районов, лагун и утесов, на одном из которых я сейчас и нахожусь, с видом на жительство, на высоте двадцать метров над уровнем моря.

Впрочем, не жалуюсь, утес как утес, условия по нынешним временам неплохие: есть вода, рыба, водоросли... Рыба, правда, радиоактивна, зато водоросли содержат фосфор. Поэтому рыба, поедая водоросли, нейтрализуется, превращаясь в фосфор, а я, питаясь рыбой, свечусь во тьме, отчего проходящие мимо пароходы принимают меня за маяк и обходят стороной.

...Только отсюда, с высоты утеса, сидя голой задницей на камне, начинаешь понимать, как мы были несправедливы к собственной перестроечной жизни конца 80-х, как не умели ценить ее достоинств…

Разве это было не счастье – зайти в пустой магазин и поболтать со скучающим продавцом о житье-бытье?

Разве это не радость – в дождливую погоду сесть в свой старенький автомобиль, в котором давно нет бензина и колес, но зато еще работают дворники, и, включив их, можно подолгу наблюдать, как красиво сбегают серебристые капли со стекол…

Я пишу это письмо с болью, ибо выцарапываю его обломком гранита на скале и боюсь, что набегающая волна смоет это послание вместе со мной.

Если… археологи найдут мою наскальную надпись, я бы хотел, чтоб они… знали, что она была написана свободным постсоветским человеком, чья свобода достигла абсолюта. Подскажи им это, Аркадий!

И еще. Растолкуй людям, что не бывает трудностей, которые не становились бы удовольствиями, переходя в разряд воспоминаний.