В этом году она хранилась у Лиззи.
Негласное правило запрещало одалживать книгу кому бы то ни было; Лиззи нарушила соглашение, и Рут немедленно уцепилась за это обстоятельство:
— А что мамина книга делала у Гэвина?
— Он как-то увидел ее у меня дома и попросил почитать, потому что у его матери была такая же. Я подумала: что тут такого? Потом отец подхватил простуду, и я забыла о книге, а вспомнила только на прошлой неделе. Тогда я потребовала у Гэвина вернуть ее.
— Ты забыла о ней? — переспросила Рут.
— Ой, да брось ты, Рут! Если помнишь, я была несколько занята: отец сильно разболелся, а никто из вас не приехал помогать. Ясно?
Весенняя простуда Мюррея переросла в пневмонию, и он неделю пролежал в больнице под капельницей с антибиотиками, подключенный к дыхательному аппарату. Лиззи навещала его каждый вечер; к ее раздражению, Джордж был в Аризоне на очередном забеге, а Рут выступала в суде. Как обычно, все заботы об отце свалились на Лиззи — и она дорожила этой привилегией, дававшей возможность провести с ним время наедине, вот только не надо ее теперь отчитывать за то, что все остальное, вроде возвращения поваренной книги, она отодвинула на задний план.
— Ну вот, и Гэвин сказал, что книги у него нет, а я знала, что он нагло врет, и не отставала, и спор вылился черт знает во что. Он обвинил меня в преследовании и пригрозил обратиться в полицию.
— Мне все это не нравится, — заметил Мюррей.
Лиззи пропустила его слова мимо ушей. Отец имел склонность впадать в уныние на манер ослика Иа-Иа, и если она поддавалась его настроению, то начинала хандрить быстрее, чем в хмурую ноябрьскую погоду.
— Но к этим выходным я твердо вознамерилась получить книгу, — продолжала она, — чтобы мы могли пролистать ее вместе. Решила, это будет здорово. Сегодня утром я явилась к нему в дом. Вела себя очень вежливо. Пришлось поднажать, и в конце концов он сказал, что поищет книгу еще в одном месте, пошел к себе в кабинет и — что вы думаете? — нашел. Только я сразу же увидела, что она совершенно испорчена водой: страницы разбухли и изогнулись, обложка покоробилась. Вот почему он отрицал, что книга у него. Протягивает мне как ни в чем не бывало и рассказывает глупую историю про то, как он пек блины и случайно уронил книгу в раковину.
— Мы так и будем смотреть на этот кофейный кекс? — спросил Джордж.
— Ну и вот, я взяла книгу, — продолжала Лиззи, — и внезапно так взбесилась! Как будто что-то на меня нашло. Он сказал, что купит нам новое издание, но это для отмазки — он ведь знает, что все поля исписаны мамиными заметками.
— А дальше? — настороженно спросила Рут. — Ты взбесилась — и что сделала?
Лиззи отхлебнула пива.
— Я выстрелила в него, Рут.
— Очень смешно, — ответила та, но за сарказмом скрывались опасения, что это вовсе не шутка.
Лиззи почувствовала искушение позабавиться, но решила, что сейчас не время для розыгрышей.
— Шучу, — успокоила она сестру. — Вообще-то я в него не стреляла. — Тут она внезапно пожалела о том, что сделала. — Я окатила его ноутбук кипятком.
Рут драматическим жестом уронила голову на руку, и Лиззи снова пришлось защищаться.
— Ну да, я погорячилась, но компьютер стоял прямо тут же, на столе посреди кухни, около чайника. Если хотите знать, так и просился под раздачу. Вот я и схватила чайник и стала поливать ноутбук. Да перестаньте! — воскликнула Лиззи, оправдываясь. — Вы бы видели книгу! Все мамины пометки расплылись. Не удивлюсь, если он замачивал книгу на ночь!
— Не пропадать же вкусному кексу, — тихо пробормотал Джордж и потянулся за ножом.
— Погоди, я не поняла, — сказала Рут, — почему Гэвин в больнице?
— А, — небрежно махнула рукой Лиззи, — он пытался отобрать у меня чайник и ошпарил кисть и запястье. Он сразу заорал от боли, заорал, чтобы я уходила, и заорал Джессике, своей дочери, чтобы она посмотрела в интернете первую помощь при ожогах. И вроде бы если обварил руку, то надо ехать в больницу. Мне показалось, что это чересчур, но, может, у него льготы в неотложке, кто знает. Так или иначе, я ушла.