Каждый угол здесь был плотно забит скарбом. Покидая дом в Конкорде, Мюррей ничего не выбросил, просто перевез все добро на новое место жительства. Никаких дворовых распродаж. У него сохранились вещи, относящиеся еще к холостяцкой жизни: например, на чердаке Рут нашла коробку с надписью «Конспекты — колледж». Работа предвиделась долгая и упорная.
Моргану тоже придется поучаствовать.
Пожалуй, сейчас не лучшее время для посещения семейного психолога.
А может, наоборот, самое подходящее.
Лежа в кровати, Рут услышала, как на длинной подъездной дорожке погромыхивает грузовик — Бойд прибыл доить коров. Заскрипели пружины — Лиззи вскочила с кровати.
— Хочешь, я пойду? — сказала Рут в темноте.
— Нет, мне все равно не уснуть. А ты постарайся.
— Разбудишь меня в семь?
— Хорошо.
Сестра закрыла за собой дверь, и Рут, лежа в темноте, заплакала.
Утром, ища в буфете приличный кофе, Джордж обнаружил на одной полке мелкий помет. На нескольких пачках с печеньем остались следы мышиных зубов. Джордж достал пылесос, закрыл дверь кухни, чтобы не шуметь на весь дом, и к тому времени, как встала Рут, пропылесосил буфет сверху донизу.
Старшая сестра выглядела ужасно: волосы всклокочены, глаза покраснели и опухли.
— Кофе, — простонала она.
Она ничего не сказала о том, что Мюррей плохо вел хозяйство, и Джордж вздохнул с облегчением. Разговор о «Соснах» теперь, разумеется, был неактуален.
— Будет через минуту, — ответил ей брат.
Наводя порядок, Джордж нашел пакет «Старбакса», который кто-то, видимо, принес в подарок, и теперь достал отцовскую кофеварку, налил в нее воды и насыпал молотый кофе в чашу. Дети часто пытались убедить Мюррея пользоваться автоматической капельной кофеваркой, но он всегда сопротивлялся. «Не надо чинить то, что не сломано», — приговаривал он.
Вскоре кофе в небольшом стеклянном куполе забулькал, словно ничего не изменилось.
— Хочешь вафель? — предложил Джордж.
Рут вытаращила на него глаза:
— У тебя когда-нибудь пропадает аппетит?
Джордж подумал и признался:
— Не помню такого.
Тут со двора вошла Лиззи, а за ней Бойд — невысокий пузатый мужчина с бородой, густыми бровями и пожелтевшими зубами. Он снял бейсболку «Джон Дир», и на волосах остался след от нее.
— Вот так внезапно? — сокрушенно покачал он головой. — Без всяких предвестий?
— Я рассказала ему, что случилось вчера утром, — объяснила Лиззи.
Бойд по воскресеньям не работал — в этот день коров доил другой помощник, — поэтому не знал о транзиторной ишемической атаке, пока Лиззи утром не сообщила ему.
— Чертовски жаль, — произнес Бойд. — Я буду скучать по нему — мне тут хорошо работалось.
— Ну, в плане работы ничего не изменится, — ответил Джордж. — Вы все равно нам нужны.
— Я ценю это, — кивнул Бойд. — А будет поминальная служба?
— Мы еще обдумываем, как ее устроить, — сказала Рут. — Позже мы вам сообщим.
— Если нужна для поминок палатка или что-то в этом роде, то я знаю, где взять.
— Спасибо, Бойд, — поблагодарила Рут.
— Хотите кофе? — предложил Джордж.
— Я бы выпил чашечку, — согласился Бойд.
Потом он встал и надел кепку, пристроив ее строго на то место, где на волосах осталась вмятина. Джордж пожалел, что мало времени проводил с отцом и Бойдом в сарае и не смог побольше узнать о производстве молока. Отец был членом кооператива, но Джордж не имел понятия, как вести дела. Он решил пока об этом не волноваться: когда надо будет принимать решение, Бойд все объяснит.
И все же.
Случается ли смерть, которая не вызывает сожалений? Как медбрат, работающий в реанимации, Джордж часто видел, как близкие умерших причитают или тихо плачут, а то и застывают в ступоре, но обычно первыми словами после того, как люди узнают о несчастье, бывает фраза «надо было». «Надо было раньше привезти его в больницу», «Надо было больше кормить его рыбой», «Надо было предупредить его, что лестница совсем ветхая… что руль барахлит…».
Бедная Лиззи, подумал Джордж. Она несет груз сожалений тридцать два года. «Не надо было дразнить Дэниела». Джордж хотел бы освободить ее от мук совести, но понимал, что они у сестры в крови. Он попытался мысленно нарисовать ход событий. Сам он ненавидел, когда кто-то дотрагивался до его ушей, и представил, как Дэниел замахивается, а мать в ответ теряет самообладание. Такое с ней не часто случалось, но если случалось, она могла и затрещину дать. Как-то раз они с Дэниелом валяли дурака возле плиты, где варились макароны. После того как Лиллиан в третий раз прикрикнула на них, а баловство продолжалось, мать огрела обоих по голове шумовкой. «Вы что, не понимаете, что можете ошпариться, бестолочи?» — кричала она. У Дэниела даже пошла кровь, и он пригрозил пожаловаться на мать в полицию за жестокое обращение с детьми. Только менее измотанный Мюррей смог его успокоить.