– Конечно, это мог сделать любой из нас. Ясно как белый день. Но проблема в том, что убил только один. Ты читал показания? Любопытно, правда? Помощник комиссара столичной полиции, архиепископ Мидлендский и главный партийный организатор правящей партии – все замешаны. О, мы попали в переплет, все до единого!
– «Сладостны последствия несчастья». И чаша косвенных улик склоняется в сторону архиепископа, – пробормотал сэр Джон.
– Неужели? – Литлтон выпрямился в кресле. – А вам известно, что пуля вошла так чисто, что проделала аккуратнейшую дырочку в голове Комстока? И стреляли с неблизкого расстояния. Отсутствуют черные следы от пороха, никакого ожога вокруг раны. Это был идеальный выстрел, старина! Мгновенная смерть! Направление движения пули чуть вверх. И ты утверждаешь, что какой-то архиепископ способен на подобный выстрел?
– Странно, что после ухода архиепископа никто не видел Комстока живым.
– К черту странности! Убийца видел его живым! А это приводит нас к тому, с чего мы начали! Просто нет никакой другой исходной точки. Я полицейский, следовательно, для большинства тупоголовых, из которых состоит британское общество, мало подхожу на роль убийцы. Архиепископ – человек церкви, а убийство – грех, что снимает с крючка его. Что до Хоуп-Фэрвезера, ему еще повезет, если он не лишится карьеры, раз уж оказался замешан в такую историю. Если его будут судить, полагаю, он станет молиться, чтобы его повесили. Лично я бы предпочел взвалить убийство на секретаришку. Мерзкий тип.
– Но ведь секретарь мог выбрать время получше, – мягко заметил сэр Джон. – Дом полон людей, сплошь нежданные посетители. Не слишком убедительно.
– Пожалуй. – Вскочив, майор Литлтон зашагал по комнате, потом остановился на прикаминном коврике и сверху вниз посмотрел на элегантного сэра Джона, сидящего в глубоком мягком кресле. – А мог ли он выбрать лучшее время? – спросил он. – Мог, черт побери! Против него сейчас не больше улик, чем против нас троих! Даже меньше. У каждого из нас – Петтифера, Хоуп-Фэрвезера и меня – был серьезный мотив. А какой мотив у Миллса? Никакого. Если хочешь знать мое мнение, он все хорошенько продумал бы, если бы совершил убийство.
– Его собирались уволить, – произнес сэр Джон. Он не столько спорил с запальчивым помощником комиссара, сколько давал ему выговориться.
– Да уж! – усмехнулся майор Алан Литлтон. – Но решился бы Комсток выгнать человека, который знал столько, сколько Миллс? Разумеется, нет. У Миллса не было мотива убивать Комстока, и, по-моему, он воспользовался присутствием нас троих, чтобы избежать подозрений. Он не мог не знать, что у нас троих имелся зуб на Комстока. Тут надо быть ловким малым, привыкшим рисковать, да еще готовым действовать под влиянием минуты, опираясь лишь на смекалку.
– Не мог же он подстроить, чтобы ты, Хоуп-Фэрвезер и архиепископ приехали в Хорсли-лодж в одно и то же время?
Помощник комиссара нехотя покачал головой:
– Со мной ничего такого не было. Я действительно понесся туда под влиянием минуты, никому словечком не обмолвился. Раздобыл кое-какую информацию, которая, как я надеялся, встряхнет Комстока, и поспешил в Хорсли-лодж, чтобы ее предъявить и заставить его прекратить эту его антиполицейскую кампанию. Джонни, а что ты сам думаешь об этом подлеце?
Сэр Джон встал.
– «Не восхвалять я Цезаря пришел, Но лишь ему последний долг отдать»[11]. – Он направился к двери.
– Уходишь? – спросил Литлтон.
Сэр Джон кивнул.
– Сорок восемь часов. Двадцать из них миновали, – сказал он и сыграл идеальный выход со сцены.
III
Желанье славы – славу и получит
Та, что покорным мужа быть приучит[12].
Преувеличением было бы сказать, что каноник Притчард уговорил супругу назначить ежегодный садовый праздник на день, в который, как он прекрасно знал, сам он будет участвовать в заседании синода. Установленный ангелом-хранителем летописцев факт в том, что уже после назначения дня для ежегодного садового праздника Притчард выяснил, что он совпадает с заседанием синода, и открытие это держал при себе, пока не стало поздно что-либо менять.
Он не жалел, что остался в стороне от общего веселья. Присутствие на садовых праздниках не числилось среди его представлений о приятном времяпрепровождении, и даже если числилось бы, его можно простить за мысль, что садовый праздник, устроенный не ради гостей, а ради церковного фонда, едва ли подпадает под категорию развлечений. Садовый праздник при доме пастора, какой устраивали в июне, напоминал церковный базар, устраиваемый в ноябре, а его raison d’etre[13] было, коротко говоря, стрясти с наиболее богатых и щедрых прихожан как можно больше денег за как можно более короткий срок.