В зале вновь воцарилась тишина. Над бездыханным телом Тиндари склонился врач. Он сказал:
— В него всадили по крайней мере восемь пуль…
Каттани слушал врача не слишком внимательно. Весь его интерес в эту минуту был поглощен другим. Вместе с ослепительной Эстер к нему приближался Тано.
Они не виделись несколько месяцев. С тех пор, как сицилиец увел от него Джулию.
Каттани, устремив на него испытующий взгляд, проговорил:
— Там, где ты, всегда льется кровь.
— То же самое я мог бы сказать тебе, комиссар.
— Кто это был? — спросил Каттани, имея в виду убитого.
— Один из лучших клиентов нашего банка. Его фамилия Тиндари.
— А другой?
— Кто — убийца? Понятия не имею.
— Этот тип был очень странный, — вмешалась Эстер. — Он все время улыбался. И когда стрелял, улыбался. Боже мой, что за ужас. — Она пыталась закурить, но руки у нее дрожали. — Я видела, как он к нам приближался. Он был совершенно спокоен, — продолжала девушка. — Они с Тиндари поздоровались. По-видимому, были знакомы. Он сказал: да, я Аччеддуццу. Не знаю, что это значит…
— Это сицилийское слово, — пояснил Тано. — Оно означает «пташка».
В зал, запыхавшись, торопливо вошла женщина. На ней был деловой костюм в тонкую полоску. На вид ей было лет тридцать пять. Нахмурившись, она резко обратилась к Каттани:
— Комиссар, допрашивать свидетелей, пожалуйста, предоставьте мне.
Это была помощник прокурора Сильвия Конти.
— Разумеется, — ответил комиссар. — Но вести-то расследование мне, должен же я собрать улики, чтобы хоть что-то узнать.
Каттани не слишком симпатизировал прокурорше. Конечно, эта женщина, всегда чересчур формально подходящая к делу, не в силах была ему помешать. И действительно, не прошло и часа, как Каттани вновь занялся сбором полезной ему информации. Он отправился на квартиру Тиндари. Дверь открыла маленькая и кругленькая дама со смуглым, лишенным всякого выражения лицом. Это была вдова убитого.
Она проводила комиссара в заставленную дорогой, но безвкусной мебелью гостиную. Женщина не казалась слишком убитой горем. Она кусала губы и не подымала глаз.
— Для него, — сказал она, — я никогда не была настоящей женой. Он обращался со мной как со служанкой.
Коррадо кивнул, словно говоря, что понимает, что она хочет сказать. Потом спросил, имеет ли она хоть какое-нибудь представление о том, кто мог убить ее мужа.
Она устремила ему прямо в лицо взгляд своих черных глаз и очень уверенно ответила:
— Какой-нибудь рогоносец… Обезумевший от ревности муж… Потому что покойный был большой охотник до чужих жен.
Старая песня… Каттани сделал вид, что поверил объяснению вдовы. И снова попытался заставить ее разговориться.
— У этого человека, который застрелил вашего мужа, какое-то странное имя или прозвище… Его зовут Аччеддуццу.
Женщина сильно побледнела. Задержала дыхание и потупилась. Проглотив слюну, она поспешно пробормотала:
— Никогда в жизни не слышала.
В архиве полицейского управления Каттани разыскал довольно пухлое досье на Тиндари. Его дважды судили по обвинению в мошенничестве. А третий раз — за злостное банкротство. Но ему всегда удавалось выкрутиться. Он значился главой фирмы «Сарим», часть капитала которой была вложена в ипподром, был акционером нескольких строительных компаний. «А также владельцем казино», добавил про себя Каттани, захлопывая досье.
В картотеке же не удалось найти ни малейшего следа убийцы. Таинственный персонаж с безумной улыбкой оставался по-прежнему безымянным. А сам он отказывался говорить. Когда помощник прокурора Сильвия Конти пришла допросить его в полицейское управление, то увидела перед собой человека с потухшим взглядом, с отсутствующим видом рассматривавшего свои руки и непрерывно шмыгавшего носом. Все ее попытки вытянуть из него хоть слово были тщетны.
В тот вечер доктор Конти вернулась домой в скверном настроении. Ее муж Эрнесто был у себя в кабинете; склонившись над пюпитром, он погрузился в лежащую на нем толстую книгу, украшенную рисунками тушью.
Эрнесто тотчас заметил, что его жена не в настроении.
— У тебя что-то не в порядке?
— Когда приходится заниматься делами об убийстве, у меня всегда портится настроение.
— Рано или поздно все мы разочаровываемся в своей профессии. Возьми, например, хотя бы меня: когда выбрали сенатором, какие только я не строил планы. А меня засунули в комиссию по борьбе с организованной преступностью. И я должен заниматься мафией, каморрой, расследованием всевозможных грязных махинаций. А я в этом ничего не смыслю. Я ведь ученый, а не полицейский.