— Здорово, Бисмарк! — приветствовал Пресли Хувена, как только тот остановил свою упряжку у самой башни, чтобы набрать воды.
— Как раз шелёвек, который мне нушен, мистер Пресли, — закричал Хувен, наматывая вожжи на ручку тормоза. — Айн момент. Мистер Пресли, одна только минутка?! Поговорить нушно.
Пресли не терпелось ехать дальше. Еще немного, и у него весь день пойдет прахом. В конце концов он не имеет к управлению фермой никакого отношения, и если Хувену нужен какой-то совет, все равно ничего путного он ему не посоветует. Он не желал иметь ничего общего с этим грубым мужичьем — батраками и мелкими арендаторами, всю жизнь копавшимися в земле, которая забивала им все поры. Ни малейшей симпатии к ним он не испытывал. Его нимало не интересовали ни их жизнь, ни их обычаи, ни свадьбы, ни ссоры, ни похороны, ничто в их жалком, безрадостном существовании.
— Ну, раз так, тогда давай поживей, Бисмарк! — сказал Пресли не слишком любезно. — Я и так опаздываю к обеду.
— Я мигом. Два минутка и все.
Он подтянул свисавший с башни рукав к отверстию в бочке, дернул за цепочку и пустил воду. Затем поднялся, спрыгнул на землю и, взяв Пресли за локоть, отвел его в сторонку.
— Послюшайте, — начал он. — Послюшайте, я хочу беседовать с вам. Как раз тот шеловек, который я искаль. Слюшайте, Карахер говорил мне нынче утром, будто мистер Деррик в будущем году собирается сам работать на раншо. Мол, никаких больше арендаторов! Карахер говорит, будто мистер Деррик сказал — всех арендаторов в шею! Сам будет обрабатывать все свое окаянно раншо. И меня тоже в шею! Каково, а? Я, может, на этой земле зибен яре — семь лет. Так неушели и меня…
— Лучше поговори об этом с самим Дерриком или с Хэрреном, Бисмарк, — прервал Хувена Пресли, пытаясь поскорее улизнуть. — Меня это совершенно не касается.
Но отделаться от Хувена было не так-то просто. Он, видимо, все утро готовил свою речь, подбирал слова, составлял фразы.
— Еще чего! — продолжал он, будто его и не перебивали. — Может, я не шелаю уходить, — семь лет я тут шил. Как это мистер Деррик меня вдруг возьмет да прогонит. А канал как? Об этом он думаль? Послюшайте, скажите ему, пусть Бисмарк на месте оставаться. Хозяин вас уфашайт. Замолвить за меня словечко.
— Хэррен — вот кого он послушает, Бисмарк, — сказал Пресли. — Попроси Хэррена за тебя похлопотать, и все будет в порядке.
— Семь лет шиву тут, — не унимался Хувен, — кто за канал будет смотреть, кто за скотина ходить?
— Вот я и говорю, обратись к Хэррену, — повторил Пресли, готовясь сесть на велосипед.
— Послюшайте, а вы слихаль это?
— Я ничего не слыхал, Бисмарк. Я понятия не имею, как управляется ранчо.
— А трубы чинить кто будет? — воскликнул Хувен, припомнив вдруг еще один довод. Он взмахнул рукой. — За трубами от ручья до водопоя кто смотреть будет? Послюшайте, он ше не мошет все сам делать. Я так не думайт…
— Ну так поговори с Хэрреном.
— Послюшайте, он же не мошет все сам да сам. Без меня он пропадайт.
Со звонким плеском вода вдруг полилась через край бочки. Хувен вынужден был переключить внимание на нее. Пресли вскочил на велосипед.
— Я буду говорить с Хэррен! — крикнул ему вслед Хувен. — Мистер Деррик все равно сам везде поспевайт не смошет! Нет, нет! Я остаюсь на раншо за скотина смотреть.
Он снова забрался на козлы, под тент, и когда под резкое хлопанье длинного бича телега тронулась, повернулся к малярам, все еще возившимися с объявлением, и выкрикнул с каким-то вызовом в голосе:
— Зибен яре, да, сэр, семь лет я на этом раншо!.. А ну-ка, мулы, пошевеливайтся!
Пресли тем временем свернул на Нижнюю дорогу. Теперь он ехал по земле Деррика, по сектору номер один; сектор этот назывался «центральной усадьбой» и входил в состав огромного ранчо Лос-Муэртос. Дорога здесь была получше, пыль от телеги Хувена успела осесть, и через несколько минут Пресли подкатил прямо к господскому дому с его белым забором, немногочисленными клумбами и эвкалиптовой рощей. На лужайке у дома он увидел Хэррена, который возился с поливальной машиной. У веранды в тени лежали две-три борзые из своры, которую держали для охоты на кроликов, и красавица Годфри — премированная шотландская борзая.
Пресли подкатил к подъезду, соскочил с велосипеда и подошел к Хэррену. Хэррен, младший сын Магнуса Деррика, очень красивый молодой человек лет двадцати пяти. Он отличался прекрасным телосложением — в отца, еще большее сходство с которым ему придавал фамильный нос, крупный, горбатый, вроде как у герцога Веллингтона на поздних портретах. Был светловолос, и даже постоянное пребывание на солнце не покрыло его лицо загаром, а лишь сгустило румянец. Золотистые волосы слегка курчавились на висках.