— «Свангильда» станет головным кораблем целой флотилии, Прес. Ее мне пришлось купить, но не успеет «Свангильда» разгрузиться в Калькутте, а мы уже начнем постройку второго, точно такого же судна. Погоди, мы еще будем возить нашу пшеницу в Азию! Оттуда некогда англосаксы начали завоевание мира, и, видимо, судьбе угодно, чтобы, обогнув земной шар, они вернулись к своей исходной точке. И ты от истории не отстаешь, Прес, поскольку едешь в Индию на груженном пшеницей корабле, под американским флагом. Между прочим, знаешь, откуда взялись деньги на постройку второго корабля? От продажи металлургического завода «Атлас» и скопившегося там железного лома. Да, с этим делом я покончил раз и навсегда. Местные промышленники не пожелали поддержать мое начинание. Зато сейчас я работаю над созданием нового предприятия. Может быть, оно меня разорит, но я все-таки попытаю счастья. Знаешь, Миллионная выставка официально открылась вчера. Не обошлось без фокусов, — прибавил он, хитро подмигнув Пресли. — Моя супруга и наш друг Хартрат собрали по подписному листу деньги на сооружение статуи «Калифорния» внушительных размеров — из сушеных абрикосов! Смею тебя заверить, — продолжал он с деланной серьезностью, — это настоящее произведение искусства, и оно безусловно украсит выставку… Ну-с, желаю успеха, Прес. Напиши мне из Гонолулу, и Bon voyage![36] Передай от меня привет голодающим индийцам. Скажи им, что «мы идем, отче Авраам, мы — и еще сто тысяч». Скажи народам Востока, чтоб не больно-то доверяли народам Запада. Неугомонный янки стучится в двери их храмов — он хочет продавать им пылесосы для чистки ковров в их гаремах и электрические установки для священных обителей. Ну, прощай!
— Прощайте, сэр.
— Постарайся набрать весу, Пресли, раз уж ты занялся своим здоровьем, — заметил промышленник.
Они встали и пожали друг другу руки.
— Голод мне, я думаю, на зерновозе не грозит. Хлеба, во всяком случае, хватит.
— Разве что скука. «Не хлебом единым жив человек». Ну, тебе пора. Прощай!
— Прощайте, сэр.
Выйдя на улицу, Пресли увидел огромный фургон, обтянутый белым полотном, в кузове которого кто-то яростно колотил в большой барабан. На полотне огромными буквами было написано:
«Голосуйте за Лаймена Деррика, кандидата от республиканской партии на пост губернатора Калифорнии».
Рассекая грудью тихоокеанскую волну, взбивая форштевнем пену, плыла, величественно покачиваясь, «Свангильда», и ровный пассат посвистывал в ее снастях. День клонился к вечеру, и на корабле уже зажглись огни. Капитан, проходя мимо Пресли, который, опершись о перила, курил сигарету, остановился и сказал:
— Вон там земля — если вы достаточно хорошо видите. Это мыс Гордо. Если провести от места, где находимся сейчас мы, линию через эту точку и продлить ее миль на сто, она пересечет округ Туларе, неподалеку от тех мест, где вы прежде жили.
— Понимаю, — сказал Пресли. — Понимаю. Благодарю вас. Очень рад, что вы мне это сказали.
Капитан прошел дальше, а Пресли, поднявшись на ют, долго и напряженно вглядывался в неясные очертания горной цепи, чуть синевшие над неспокойным морем.
То был горный кряж, идущий вдоль Калифорнийского побережья; за ним лежала долина Сан-Хоакин, где он еще недавно жил. Там были Боннвиль и Гвадалахара, Лос-Муэртос и Кьен-Сабе, Сан-Хуанская миссия и цветочное хозяйство, опустевший дом Энникстера и загубленный хмельник Дайка.
В прошлое отступила ужасная драма, которую ему пришлось пережить. Казалось бы, все эти события остались далеко-далеко позади, и вот, пожалуйста, — все вдруг снова воскресло! Горькие, мучительные, неизгладимые воспоминания. Картины возникали одна за другой в хронологическом порядке, начиная с того дня, когда он впервые встретился с Ванами, кончая прощанием с Хилмой. Все, все тут было — широкие просторы полей, которые так хорошо можно было обозревать с вершины одного из холмов у истока Бродерсонова ручья; бал в новом амбаре Энникстера, сбруйная, в которой толпились разъяренные фермеры; тихий монастырский сад, домик Дайка, его эпопея на паровозе и геройское сопротивление в кустарнике среди холмов; припертый к стенке Лаймен Деррик; облава на зайцев; сражение у оросительного канала; возбужденная толпа в городском театре в Боннвиле.
Драма окончена. Война между фермерами и железной дорогой доведена до ее дикого конца. Прав был Шелгрим, говоря, что стихийные силы, а не люди повинны в этой жестокой борьбе; и тем не менее, пострадали-то в результате ее владельцы ранчо и ферм, а не владельцы железной дороги. В их благословенную долину, в тихое фермерское сообщество вихрем ворвалось пышащее паром чугунное чудовище; оно носится взад-вперед по их долине, оставляя на своем пути кровь и разрушения, наполняя ее грохотом, отголоски которого долетают до самых отдаленных ферм.