— Правее, — Ниган раскинул руки, подставив под щетку раскрасневшуюся спину. — Левее. Нет, ниже. Вот так, ох, черт возьми, великолепно! Не думал поработать в сауне или массажном салоне? Я бы дал тебе щедрые чаевые за «хэппи энд»[1], что скажешь?
— Спереди ты сам, — все еще слишком шокированный происходящим, Рик и не заметил очередной двусмысленный выпад. Он даже отвел взгляд, когда Ниган развернулся к нему передом и продолжил чесать свою грудь и бедра отданной щеткой. Казалось, его вообще ничего не смущало: он с таким будничным видом принялся полоскать свое достоинство прямо перед носом Граймса, что тот едва не подавился воздухом и просто отвернулся. — Сменю воду на чистую.
— И захвати иголку.
Было немного странно выполнять команды крохи-диктатора, но отчего-то Рику это даже нравилось. В конце концов, Нигана он хотя бы может контролировать. Да что там, теперь жизнь и благополучие этого человека оказалось всецело в руках Граймса. И если общины с их бурной деятельностью ему уже не подвластны, то Ниган зависел от Рика целиком и полностью.
Он даже не стал спрашивать, зачем вдруг понадобилась иголка — он просто ее принес. Грязная вода выливается в окно, новая и чистая пополняет кастрюлю из кувшина. И пока Ниган, сверкающий красными щеками и выдраенной грудью, чистил ногти иглой, Рик дробил в плотной тряпке опасное лезвие.
— Что ты там делаешь?
— Бритву.
— А, похвально. Делай-делай, — Ниган с блаженным видом прикрыл глаза. Он расслабленно дрейфовал в пене, даже дремал. Но вдруг внезапно на него напала по меньшей мере дикая Годзилла: рука Граймса бесцеремонно прижала его к стенке кастрюли, а маникюрные ножницы, казавшиеся сейчас лезвиями мачете, застыли перед самым носом. — Ебать! У меня прям дежавю! Уже пора звать доктора-араба?
— Не дергайся. Я только подстригу бороду.
— А если ты меня проткнешь нахрен? Чем зашивать будешь? Своим микроскопическим членом?
— Тихо, не шевелись.
Ножницы негромко чикнули — кусочек косматой бороды свалился в воду. Рик напряженно нахмурился и даже прикусил кончик языка. Он щурил глаза и изо всех сил старался, чтобы его рука не начала дрожать. Но вот еще один клок благополучно срезан, а потом еще один и еще. Граймс почувствовал, что даже увлекся: теперь ему стало ясно, отчего Джудит с таким воодушевлением играет в куклы. И неважно, что сам Рик был в том возрасте, когда единственно интересной для него игрой должно быть воспитание детей — Ниган недалеко ушел от капризного ребенка.
— Ну все, хорош. Пока не отчикал мне лишнее.
— Добреешься сам, — Рик поставил на тумбочку маленькое зеркало и подвинул к нему тряпку с раздробленным лезвием.
Оторваться от созерцания было невозможно. В детстве у Граймса никогда не было ни террариума с термитами, ни клетки с хомячком — похоже, беспощадный фатум решил восполнить этот пробел. Наличие маленького Нигана было настолько странным, что Рик даже позабыл о том, что он сделал с ним и что они сделали друг с другом. Сейчас он об этом и не думал вовсе, да и какие там мысли, когда крошечный сатрап, завернувшись в красный клетчатый платок, деловито ровняет недлинную щетину осколком бритвы.
Завтрак прошел в такой же тишине: Рик с распахнутыми глазами механически ел заново подогретую овсянку, пока Ниган черпал свою порцию наперстком. Он опускал руку в тарелку Граймса, находил то кусочек ореха, то засохший фрукт, после чего направлял наперсток именно в это место, чтобы получить желаемое лакомство. Рик не возражал: он даже не чувствовал этих примесей, как и вкуса самой овсянки. Чай из высушенной бурды пили так же: Рик — из чашки, Ниган — из наперстка.
— Зато теперь одну бутылку скотча я могу цедить целый год. Черт возьми, а это весомый плюс.
Вместо ответов Рик лишь кивал. Он не торопился вести разговоров: в книжке о психическом здоровье он прочел, что болтовня с вымышленными существами — еще один шаг к прогрессирующему помешательству. И хотя Ниган был слишком живым и вполне себе осязаемым, Рик никак не мог избавиться от чувства, что просто-напросто чокнулся.
— Сиди смирно.
— Всенепременно, — Ниган повел бровью, взглянув на высоту кухонной столешницы.
Тарелки и наперстки отправились в раковину, а сам Рик принялся потрошить детский ящик с игрушками. Он стянул с плюшевого мишки выцветший серый свитер, а с потрепанной куклы Барби — мини-юбку. Свитер Ниган воспринял с большим воодушевлением, но юбка…
— Ты прекратишь сегодня заебывать меня своими долбанными фетишами или нет? Рик, я понимаю, что ты тоже полон сюрпризов. Я всегда чувствовал в тебе эту искру, и от нее, хочу признаться, у меня штанах всегда становилось тесно. Но, мать твою, имей совесть.
— И это ты говоришь мне про совесть? Ты, — хмыкнул, он вдел нитку в иглу. — И совесть.
— Все это, — Ниган драматично раскинул руки, — по твоей милости.
— Ну да.
Юбка косо-криво сшивается посредине, превратившись то ли в семейные трусы, то ли в шорты. Кинув в Нигана его новым предметом гардероба, Рик принялся обустраивать птичью клетку. С появлением постели из чистых тряпок и мочалки да такого же тряпичного коврика она стала удивительно напоминать все ту же тюрьму, только куда более теплую и чистую. Даже уютную.
— Не пойду, — стоило Рику осторожно перехватить Нигана за туловище и поднести к клетке, как он раскинул конечности в стороны, явно не собираясь дать пропихнуть себя дальше. — Будь я проклят, если ты запихаешь меня в камеру снова. Я не для того микроскопиздировался, блядь.
— Ты все еще заключенный, Ниган. И неважно, каких ты размеров. Твое место в клетке и только в клетке.
На секунду Граймсу показалось, что Ниган вздрогнул. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы успеть протолкнуть маленького человека внутрь. Поставив новое пристанище Нигана на подоконник, Рик накинул одеяло и собирался было идти работать, как в дверях его остановила внезапная ремарка:
— Знаешь, Рик, а ведь в старой камере у меня было окно.
— Ладно, — он приподнял полу одеяла, открывая небольшую прорезь со стороны окна. — Доволен?
— И что я буду делать весь день?
— На, — между прутьев в клетку полетела карманная библия, — почитай.
Неожиданно Ниган глухо рассмеялся. Схватив покрывало между решеток и с силой дернув его вниз, он с лукавой улыбкой повел бровью. Одеяло шлепнулось на пол, а сам он с силой пнул книжку, отчего из старых страниц выбилось облачко пыли. На мгновение Рик даже позабыл о нынешних размерах узника, настолько он стал похож на себя прежнего.
— А ведь забавно: в ту камеру ты никогда не приносил мне книг.
***
Напряженный рабочий день постепенно превращался в поздний вечер. Рик настолько сильно хотел привести мысли в порядок или вообще ни о чем не думать, что работал усердней обычного. Жители Александрии бросали на него косые взгляды, перешептывались, но сказать что-то открыто так и не решились. Когда солнце скрылось за горизонтом, а на верандах начали зажигаться первые горелки и фонари, Рик бросил молоток в ящик и осмотрел итоги своих трудов. Ему удалось в одиночку восстановить площадку для солнечных батарей.
— Эй, Рик, мы всё, — пара жителей махнула ему рукой.
— Давай, хватит на сегодня.
Люди разбредались по домам, с привычной теперь снисходительностью улыбаясь в его сторону. И судя по их спокойствию, о пропаже Нигана они еще не знали. Рику бы хотелось, чтобы это неведение длилось как можно дольше.
Он в полном изнеможении добрел до дома, поставил на плиту суп и пошел ополоснуться в душе. Глаза слипались от усталости, а поврежденная нога немилосердно ныла — Граймс решил устроить себе небольшое послабление, а потому принес ужин в постель. Стоило ему поднести ложку ко рту, как со стороны птичьей клетки послышалось какое-то шевеление.
Боже, он все еще здесь.
Ниган подозрительно молчал, но его копошения были заметны невооруженным глазом. Отбрасываемые от прикроватной лампы блики освещали часть клетки, где туда-сюда бродила темная тень.
— Голоден?