Спрячь Ищи Найди Продай
Иван Максименко
ПРОЛОГ 1910 год. Центральная Европа
Водитель крепко ухватил руль обеими руками, на которых были надеты кожаные перчатки, и закрутил его, загоняя автомобиль в тесный переулок между двумя каменными двухэтажными домами, сумевшими сохраниться в том же самом виде, в котором, за пять столетий до этого солнечного майского дня, оставили их строители.
Выбравшись из переулка, ползущего вверх по склону невысокого холма, блестящий белый автомобиль, трясясь и скрипя рессорами, выехал на брусчатую площадку, очерченную тремя трехэтажными домами — стены одного были бледно-желтыми, стены двух других — белыми, заметно потемневшими от времени. Водитель нажал на жесткую педаль тормоза и, остановившись у стены желтого здания, лицом к одному из двух белых домов, отключил двигатель, затем соскочил на землю, подошел к задним сиденьям и откинул кожаный тент, под которым укрывался от солнца пассажир, хозяин машины.
— Карл, жди меня здесь, я недолго, — распорядился хозяин, ступая лакированной черной туфлей на приступок, прикрепленный к внешней стороне борта машины.
Карл покорно кивнул и остался молчаливо ждать у своего железного коня, постукивая ботинком по шинам и косясь строго на двух мальчиков, вставших у угла соседнего дома, с большим любопытством разглядывавших самоходную машину. В то время автомобиль был еще роскошью, а отнюдь не средством передвижения, и мало кто из жителей Калиопы допускал, что этому механическому чуду удастся вытеснить привычных лошадей и трамваи.
Господин, — на вид ему было лет пятьдесят, — одетый в дорогой, сшитый на заказ черный костюм поверх серого жилета в черную полоску, из кармана которого выглядывала сверкающая на солнце цепочка золотых часов, зашагал вперед, в сторону белого дома, пробегая глазами по окнам на мансардной крыше. Все окна были открыты — знак того, что обитатель мансарды у себя.
Хозяин открыл тяжелую деревянную дверь и зашел в темный, прохладный подъезд дома, пропитавшийся затхлым духом. Наведывался он сюда не в первый раз, хотя таким почтенным господам, как он, появляться здесь вроде бы было нелогично — дом был весьма скромный, находился в одном из отдаленных от центра районов, и снимали комнаты в нем в основном бедняки, приехавшие из провинции. Однако того, кто работал в мансарде, да и саму мансарду, лично знали и посещали многие уважаемые в городе люди. Хозяин не спеша поднялся по скрипучей лестнице на самый верх, встал у двери и три раза постучал по ней набалдашником трости.
«Открыто!», — за дверью послышался мягкий мужской голос.
— Добрый день, Леонард, позвольте на несколько минут оторвать вас от творчества, — поздоровался господин, заходя в просторное помещение, и, улыбнувшись, снял с головы темно-серую фетровую шляпу и повесил ее на рукоятку трости.
— Добрый день, господин Гольдштейн, я полностью к вашим услугам, — улыбнулся в ответ мужчина по имени Леонард, стоявший у одного из окон, и кашлянул в кулак. — Я пока отдыхаю, греюсь на солнце. Сегодня, нужно заметить, великолепный день.
— Да, день выдался действительно отличный, — согласился Гольдштейн и пошел навстречу собеседнику, стараясь не задеть облысевшей макушкой головы свисавшую с посеревшего потолка прядь паутины, развеваемую теплым сквозняком. — Я, вот, собственно, хотел бы поинтересоваться, успели ли вы закончить портрет моей внучки?
— Да, господин Гольдштейн, он готов. Масло успело уже полностью высохнуть, — кивнул утвердительно Леонард, одетый в потрепанную белую рубашку с засученными над локтями рукавами, запачканными мазками масленой краски, и подошел к углу помещения, где среди холстов, сосудов с краской, нескольких незаконченных картин и разных других предметов, без которых не может обойтись художник, стоял мольберт с портретом.
— Как всегда, отличная работа. Мои вам поздравления. Моя внучка выглядит просто как настоящая принцесса, — с довольным выражением лица сказал господин Гольдштейн, принимая из рук собеседника портрет симпатичной девочки с черными кудрявыми волосами и густыми бровями, одетой в белое платье с вшитым жемчугом.
— Обратите внимание и на раму.
— Да, ее вы тоже сделали безупречно. Как я заказывал.
— Надеюсь, что ваша внучка будет довольна, когда увидит себя на холсте. Ей ведь так не хотелось сидеть и позировать, — улыбнулся Леонард.
— Вы ведь знаете, какие эти дети неусидчивые. Характер у внучки такой пылкий, прямо полная противоположность своей матери. Что уж тут с ними поделаешь… Кстати, вы пишете новую картину? — Гольдштейн обратил внимание на большое полотно, метра три в ширину и два в высоту, приставленное к стене. На холсте был виден только грубый эскиз трех фигур — двух ангелов, стоявших по бокам нечто похожего на постель, на которой лежала обнаженная девушка.