Увеличив громкость, молодой мужчина услышал следующее: «…за его плечами уже есть одна судимость за торговлю краденым антиквариатом. Косвенные улики пока свидетельствуют о том, что он смог ночью незаметно покинуть свое имение, очевидно, не получив никаких серьезных ранений. Проверка, осуществленная корреспондентами нашего канала, показала, что официально Кессель является тренером по боксу в одном из небольших боксерских клубов столицы, но по данным источников, пожелавших сохранить анонимность, тренерская работа является для него лишь прикрытием и он до сих пор не отошел от своего криминального прошлого. Сотрудники полиции уже допросили сожительницу Кесселя, которая в данный момент проживает в квартире тренера по боксу, но она заявляет, что не знает, где сейчас находится владелец квартиры. Полицейские также пытаются выйти на след бывшей сожительницы Кесселя, двадцатисемилетнюю фотомодель Лизу Вайс, подозревая, что она могла находиться в доме в момент нападения. По свидетельствам соседей Кесселя, в последние месяцы она неоднократно посещала его дом. И… мы только что получили сообщение с пометкой «срочно»! В салоне сожженного автомобиля марки Форд, который утром был обнаружен на окраине столицы, криминалисты нашли обугленный боевой пистолет с глушителем и две обоймы патронов. Полицейские также сообщили, что машина была угнана непосредственно перед нападением на дом Георга Кесселя и снабжена фальшивыми номерными знаками. Поиски наемных убийц — предположительно, их было не больше двух — продолжаются…»
Марио, дождавшись конца сенсационного репортажа, выбросил остатки своего обеда в мусорное ведро — неприятные новости сразу отбили у него аппетит — и, накинув куртку, быстрым шагом отправился к выходу, чуть не сбив с ног повара, извлекавшего хлебной лопатой очередную пиццу из печи.
Вегерс зашел на тесную безлюдную улицу за закусочной, забитую с обеих сторон припаркованными автомобилями, достал из кармана брюк мобильник и, оглянувшись по сторонам нерешительным взглядом, набрал номер Лизы. В трубке послышались гудки, затем автоответчик сообщил мягким женским голосом, что «абонент временно недоступен».
Разносчик пиццы убрал телефон обратно в карман, посмотрел куда-то вдаль, нервно кусая губы и гадая, куда пропала его возлюбленная и все ли с ней в порядке.
«Эх, Лиза, Лиза, доигралась ты, — с тревогой подумал Марио и покачал головой, — надо было раньше от Кесселя уходить. Где же ты, где же тебя искать?»
Сжималось сердце молодого мужчины от одной только мысли, что Лиза может быть сейчас в большой беде, а он стоит беспомощно посреди тротуара и не способен ничего изменить. Черноволосая красавица сумела за столь короткое время разжечь в Марио чувства, которые раньше были скрыты так глубоко в его душевности, что были бессильны сами, несознательно, выбраться на поверхность. Никогда доселе он не испытывал боязни за себя или за кого-то другого, никогда он не задумывался о том, что с ним может приключиться что-то плохое. В этом смысле Марио ощущал полную свободу, свободу, которая позволяла ему без колебаний впускаться в новые авантюры и не думать о завтрашнем дне. Он мог легко поставить на кон даже собственную, столь мимолетную, жизнь, не достигнувшую еще даже середины, потому что считал, что терять ему было нечего.
Но сейчас терять ему было что, и это «что-то» была Лиза. Закрался в его сердце страх за любимую девушку, которую, увы, он не мог никак выручить. Страх не так ужасен, когда человек боится только за себя — в этом случае, если у него хватает воли, он может попытаться побороть его, но если человек боится за другого человека, страх становится неистребимым, потому что он находится вне его тела, бесконечно кружа над ним, как привидение.
Марио чувствовал себя так, как будто весь мир вокруг рухнул, как будто под его ногами мгновенно прорезалась громадная бездна, разделившая пополам его жизнь. Он чувствовал, что случилось что-то абсолютно неправильное, нетерпимо страшное, что-то, что ни в коем случае не должно было случаться, как будто он, после долгих исканий, обрел смысл жизни и в мгновение ока его потерял. Ему казалось, что судьба решила перемолоть всю его прежнюю жизнь, перечеркнуть ее против его воли и открыть новую чистую страницу по известным только ей одной причинам.
Самым диким, наверное, было то, что Марио сейчас нужно было, как ни в чем не бывало, сесть в служебную машину с рисунками пиццы на бортах и до вечера развозить заказы по домам, не имея права никому показывать чувства, которые его мучили. Не мог он никому рассказать, как сильно любит сообщницу преступника из обеденных новостей, и что готов на все, чтобы узнать, куда она исчезла.