– Нет, останемся.
В голосе мистера Кэмпиона прозвучало облегчение, а вместе с ним – смирение перед судьбой. Он понял, что Аманде предстоит пережить жестокое разочарование.
Улисс принял их со сдержанной радостью, которая была его главным профессиональным навыком, и провел к маленькому, удачно расположенному столу, который, как он поклялся, придерживался специально ради этого случая. Худшая часть кабаре была позади, сообщил он с явным презрением ко всему, что мешало наслаждаться великолепной едой – предметом его поклонения. Кроме того, он подробно рассказал Аманде, чем лучше всего поужинать в это время суток.
Как только они остались вдвоем, мистер Кэмпион лично передвинул стул своей спутницы, чтобы она могла обозревать со своего места весь зал. Затем он сел за ней.
– Прошу, – произнес он. – Старый фокусник снова достает зайца из шляпы. Вот тебе, так сказать, краткое изложение сути дела.
Джорджия и Алан Делл сидели за столиком на краю паркета, и Аманда прекрасно их видела. Чуть грубоватые черты и восхитительные плечи Джорджии отчетливо вырисовывались на фоне красочного калейдоскопа танцпола, а Делл выглядел лет на пятнадцать моложе. Он неотрывно глядел на свою спутницу с потерянным и оглушенным видом человека, который не вполне понимает, где находится: будь то последствия любви, выпивки или потери крови.
Страсть – это одна из тех немного забавных болезней, которые протекают так постыдно и мучительно, что благовоспитанное общество предпочитает вовсе не признавать ее существования, вспоминая о ней лишь вынужденно и то с миллионом извинений. Как и ее более материальных собратьев, этот нарыв души невозможно забыть – ни пострадавшему, ни его окружению. Эта болезнь нелепа, трагична, мучительна и… узнаваема.
Мистер Кэмпион взглянул на Аманду, и ему стало жаль ее. Когда иллюзии рушатся, юные энтузиасты справляются с ударами судьбы, а герои порой подчиняются воле рока, но наблюдать за этим всегда печально. Аманда выпрямилась. Ее округлая белая шейка напряглась, а пламенеющие кудряшки опасно задрожали. Лицо ее ничего не выражало, и теперь, когда схлынули все эмоции, на нем вдруг отчетливо проступила природная надменность. Целую минуту она смотрела на эту пару, а затем резко отвернулась и с завидной прямотой сменила тему.
– Отличная рыба.
Мистер Кэмпион, подозревая, что он ведет себя не вполне галантно, все же попытался исправить ситуацию.
– О, это шпилька. Очень редкая рыба. Почти как килька, но от нее трудно удержаться.
– Я знаю. – Аманда посмотрела ему прямо в глаза. – Мы как-то год только ее и ели. Помнишь? Кто эта женщина?
– Джорджия Уэллс, актриса.
Тонкие брови Аманды приподнялись.
– Я думала, что она – леди Рэмиллис.
– Так и есть.
Последовала пауза. Невозможно было сказать, что происходит в голове у Аманды, но Кэмпион напомнил себе, что нынешняя молодежь исключительно вынослива.
– Все проходит, знаешь ли, – произнес он, стараясь, чтобы его голос не звучал покровительственно. – Сейчас бедняга словно голый посреди площади. Тут ничего не поделаешь. Работе придется подождать.
– Да, ничего не поделаешь, – вежливо согласилась Аманда. – Именно это мне предстоит объяснить Сиду. Спасибо, что привел меня сюда.
Она подвинула стул так, чтобы не видеть Делла, с явным намерением быть приятной спутницей. Мистер Кэмпион одобрял такой образ мыслей. Он хорошо помнил, как забываются, погрузившись в работу, юные, как неистово поклоняются они своим кумирам, и потому понимал тот стыд, ревность и ужасающее чувство несправедливости и предательства, которые возникают, когда великий человек подводит своих истовых соратников. Но если Аманда и испытывала подобные эмоции, она этого не показывала.
Ее манеры были идеальны. Как всегда, Аманда держалась безукоризненно.
Ему пришло в голову, что, по сути, Вэл и Аманда испытали из-за Алана Делла одно и то же, и обе они боялись, что он потеряет лицо. Он вздохнул. Этому человеку можно было только посочувствовать.
Он перевел взгляд на танцпол и увидел танцующую Джорджию. Это было всего лишь мгновение, но Кэмпион тут же узнал ее изысканное серебристое платье и нелепую, но изящную заколку в виде серебряных ласточек, примостившихся на темных кудрях. Каково же было его удивление, когда он увидел ее же, сидящую за столиком: глаза женщины искрились, лицо словно светилось изнутри, и все тепло ее ослепительного лживого обаяния лилось на одного человека, сидящего напротив. Кэмпион выпрямился и взглянул на танцпол. Лицо его вытянулось. Немудрено, что он ошибся.