– Ой, ну беда с тобой, считаешь, если твоя Танька была стервой, то и все, как она?
– А что Танька? Танька – это как раз показатель русских женщин.
– Нет. Арина совершенно необыкновенная.
– Ну пусть необыкновенная, если тебе от этого будет легче.
В палату снова вошла медсестра. Друзья замолчали.
Женщина сидела напротив Арины и улыбалась:
– Ну и как сегодня наши дела? Ариночка, вы будете отвечать на мои вопросы?
Арина посмотрела на психолога исподлобья. В голове шумело, а может быть, это шумел ветер за окном. Хотелось пить, очень хотелось пить. Арина налила себе в чашку сока. Жадно выпила, почти одним глотком.
– А на улице что, весна, Марина Михайловна?
– Да, на улице хорошо, тепло. Вы бы окошко открыли.
Арина отрицательно покачала головой.
– Ну хорошо. Давайте тогда поговорим. Расскажите мне о своем детстве.
– Детство как детство было. Папа работал, я с мамой сидела дома.
– Как вы учились? Вам нравилось?
– Да, школа была хорошая, с углубленным изучением иностранных языков, потом институт международных отношений.
– Очень хорошо. У вас замечательное образование.
Арина слабо улыбнулась:
– Папа всегда хотел мной гордиться, поэтому я старалась, училась, хотела продолжить дело.
– И? Вы его продолжили?
– До поры до времени. Курить хочется, вы не возражаете?
– Нет. Пожалуйста. – Психолог пододвинула к Арине пепельницу, полную окурков.
Та закурила, выпуская круглые колечки к потолку.
– Что еще сказать о своем детстве? Пожалуй, это все.
– Ну уже что-то, раньше вы молчали и не хотели обсуждать почти ничего. Как вы познакомились со своим супругом?
Арина внимательно посмотрела в глаза женщине. Потерла виски.
– Меня пытались изнасиловать, мой муж меня спас от этих людей, потом мы начали встречаться. Это очень красивый мужчина. Я его сильно любила.
– А теперь?
– А теперь я чувствую лишь боль, о которой не могу рассказать.
– Почему? Возможно, вам станет легче.
– Нет, не думаю. Мне не станет легче уже никогда. Слишком много боли, обиды.
– Ненависть? Вы испытываете ненависть?
– Нет. Я испытываю разочарование. Разочарование в себе.
– А в муже?
– В муже? – Арина затушила сигарету и посмотрела в окно. Солнечные лучи пробивались сквозь стекло и приятно грели лицо. – В нем – нет. Он, наверное, таким был всегда, просто я была слепа и не видела.
– Вы хотели завести детей?
Арина мгновенно напряглась. Янтарные глаза начали наполняться слезами, рука потянулась за сигаретами, и тонкие пальцы ломали их одну за другой. Нещадно кроша их и рассыпая на пол, Арина произнесла:
– Я не буду отвечать на этот вопрос! Никогда! – Она перешла на крик. – Как вы можете лезть в мою душу, объясните? Вы же чужой человек, я даже сама себе запретила думать об этом! Зачем? Ну зачем? – Она заломила руки и упала на пол.
Женщина мгновенно подхватила ее за локоть:
– Успокойтесь, я прошу вас.
– Зачем? Зачем? Зачем? – Арина твердила это слово как под гипнозом. Безумный взгляд блуждал по бежевой стене, устремляясь сквозь Марину Михайловну. Та однозначно могла сделать вывод: разрушение психики произошло из-за неудавшейся семейной жизни пациентки. В ее жизни с мужем произошла какая-то трагедия, которая полностью изменила внутренний мир этой молодой женщины.
В палату вбежала медсестра со шприцем. Женщина преградила ей путь.
– Нет, так дело не пойдет, иначе ей никогда не вы–браться отсюда. Я здесь посижу. Уберите свой шприц подальше, это больше не выход для нее – топить воспоминания в дозах. Прекратите, она же не буйная!
Медсестра захлопала длинными ресницами:
– Но это распоряжение врача: при любой такой вспышке колоть!
– Я тоже врач, и, думаю, психолог в данном заведении имеет не последнее слово, вам так не кажется?
– Как скажете. – Девушка недовольно повела плечом, забрала шприц, захлопнула за собой дверь палаты.
Женщина села на корточки рядом с Ариной, поглаживая ее по руке:
– Успокойтесь, я здесь для того, чтобы вам помочь.
Арина вытирала слезы, размазывая их по щекам.
– Простите меня, я не вправе была на вас повышать голос.
– Ну что вы, перестаньте, поймите, я хочу вам помочь. Не хочу, чтобы такая красивая и молодая женщина находилась здесь, когда за окном солнце и жизнь. Вы должны понимать, что все впереди. Верите мне?
– Нет. Извините. Не верю.
Марина Михайловна встала и открыла окно. Свежий воздух ворвался в духоту палаты, нежно касаясь белой кожи Арины.
– Да, хорошо... – Она зажмурилась от удовольствия.
– Ведь так-то лучше?
– Да, пожалуй.
– Значит, там, за этими стенами, жизнь есть, Арина?
– Не знаю, мне страшно туда возвращаться.
– Но почему? Ведь ваше место именно там!
– Наверное, потому, что я не хочу назад, туда, где жила, с кем жила.
– Тогда у вас есть выбор, вы можете двигаться вперед. Вы умная, образованная, красивая, все у вас будет хорошо. – Слова психолога звучали ободряюще. Хотелось и правда жить и дышать не затхлостью больницы, а той жизнью, что была за стенами.
– Наверное, вы правы, у меня есть выбор. Глотать бесконечно пилюли и умереть от тоски или... – Она замолчала и потрогала решетку за окном, потом нажала на нее. Стальные прутья не поддавались, они стояли, как часовые на посту. – Или начать все сначала. Страшный выбор, как будто перед прыжком с высоты. – Арина обернулась и посмотрела в серые добрые глаза женщины. – Спасибо. Только сейчас во мне проснулась жажда познать что-то большее, чем просто тоску и одиночество.
– Я думаю, надо начать прямо с сегодняшнего дня, прямо сейчас. Вам надо умыться, причесаться. Я поговорю с лечащим врачом, чтобы уменьшили дозу и вы могли пребывать в состоянии бодрствования дольше, чем до этого.
– Спасибо вам, я очень постараюсь.
– Предупреждаю, это будет нелегко, вы долгое время жили как во сне. Нужна огромная сила воли, чтобы начать заново жить, ощутить, что вам надо.
– Я справлюсь.
Женщина слегка пожала руку пациентке. Ей очень нравилась эта пленница своих страхов, и она хотела, чтобы та осознала себя саму.
– Ну что же, встретимся завтра. Отдыхайте. И ешьте побольше. Вы очень бледная и худенькая.
Марина Михайловна улыбнулась и вышла из палаты, тихо закрыв за собой дверь.
Арина еще раз посмотрела в окно и впервые за долгое время улыбнулась широкой открытой улыбкой. Почему это понимание того, что случилось, произошло сейчас? Ведь очевидно, что муж от нее просто избавился, почти так же, как избавился от их нерожденного ребенка. Очевидно и то, что он ее не любит и не любил никогда. Девушка рассмеялась. Как же глупо она себя сейчас чувствовала. Валяется тут, в шикарной палате для психов, пока ее муж живет и наслаждается этой самой жизнью со своей любовницей. Стыдно и горько за саму себя. Но больше никто и ничто не заставит ее повернуть назад.
Арина села на стул, голова закружилась от свежего воздуха. Посидела, встала, прошла к зеркалу в ванной. Как давно она на себя не смотрела. С тех пор как сюда попала. Закрылась на тысячу замков. Закрыла душу, сердце, ум. Арина поправила светлую грязную прядь волос. Ужасно! Она выглядит просто ужасно! Где Марина Михайловна увидела красивую женщину? Может, когда-то она ею и была, но не сейчас. Захотелось опять спрятаться в скорлупу. Кинуть в зеркало чем-нибудь тяжелым, чтобы оно не отражало ту жуткую женщину, которую она видела перед собой. Досчитала до десяти, двадцати. Понемногу начала приходить в себя. Нет, она ничем не кинет, не даст повод накачать себя снотворным, чтобы выключить из жизни. Набрав полную ванну теплой воды, села в нее. Хорошо. Приятное тепло окутало все тело. Арина тщательно вымыла тело и голову, обернулась в чистое махровое полотенце и вышла. В окно виднелся закат. Щебетали птицы на дереве. Кажется, так начинается жизнь. Арина уселась на кровать и начала грызть яблоко. В палату вошла медсестра:
– Арина Анатольевна, пора принимать лекарства. – Девушка протянула ей две таблетки и стакан воды. Арина, по обыкновению, запихнула таблетки в рот и... вспышка. Вспышка строптивости и бунта возникла так неожиданно, что захотелось толкнуть медсестру или избить ее за то, что принесла эти две круглые беленькие горошины. Арина закатила их за щеку и сделала вид, что проглотила.