Еще до столицы графиня прогнала всех слуг, настояв, чтобы на корабле ей прислуживала исключительно Мадлен. Та не возражала против работы, даже радовалась, что нашла себе занятие вместо скучнейших прогулок по палубе и созерцания тошнотворных бирюзовых волн. Но леди Кларис оказалась недовольна абсолютно всем. Лампа ночью горела слишком ярко. Днем Мадлен не делала ничего, чтобы ослабить жару. И опахалом она работала вяло и неуверенно. Это Мадлен устраивала качку. Из-за нее Ню блевала за борт и капризничала. То она ходила слишком быстро, то голос у нее был слишком громким. Но когда Мадлен ходила медленнее и говорила тихо, графиня обвиняла ее в том, что она ползает как полудохлая джомджомская змея.
К тому же титул принцессы вынуждал Мадлен, несмотря на жару, носить тяжелые королевские одежды из темной ткани, обитые мехом. Все, за исключением несносной Кларис и ее Ню, обращались к девушке почтительно, осыпали пустыми похвалами и комплиментами, кланялись, когда та входила в каюту или появлялась на палубе. Однако при такой качке девушка не могла ни читать, ни писать. Она втихую часто бегала в то самое место, где плевалась кошка леди Кларис и оставляла большую часть еды за бортом. Морская болезнь. Будь она неладна! И без того худенькая девушка боялась превратиться в обтянутого кожей скелета по прибытии в Милагро, потому что в скором времени любой съеденный кусок тут же просился наружу. Утешение Мадлен находила в молитвах своему ангелу-хранителю и Единому, прося снова превратить ее в обычную знахарку из Бэллатэрры.
Правда, не только Мадлен вызывала раздражение госпожи Кларис. Джомджомские наемники, пираты до мозга костей, оказались для женщины далеко не самыми достойными попутчиками. Если эти ребята вели корабль ради безопасности в середине конвоя, графиня желала идти с краю, чтобы поймать ветер. Она стремилась блистать своей эрудицией и знанием мореходного дела всезде, где ни попадя. Если кто-либо предлагал для отдыха древний храм на крошечном островке, графиня заявляла, что не выносит зажравшийся орден (коему принадлежал храм) и не желает отдыхать среди унылых жриц. Но самые тяжелые ссоры вызывало то обстоятельство, что в знаменитом ордене говорили на семи языках, поскольку его члены были выходцами из всех частей Инселерда. Два моряка, назначенные командовать эскортом, имели наглость родиться на Джомджоме, и никакие грубость или презрение не могли превратить их в утонченных жителей Монтэрры или чопорных нордэрдцев. Они с рождения слышли только пиратские песни и пьяные перебранки.
Большую часть дня Мадлен ухаживала в каюте за леди Кларис, поэтому так и не увидела, когда корабль проплывал мимо принадлежащих Централи островов Круг, Треугольник и Квадрат, абсолютно ровные берега которых можно было оценить даже глядя со стороны, а шум, доносящийся от отдыхающих цетральцев, слышался чуть ли не в каюте.
После того как берег Эстэрры скрылся за горизонтом, как и земли геометрических островов, Мадлен сняла надоевшую ей королевскую одежду. Боле ее не видел ни одн чопорный тип, помешанный на этикете и приличиях. Теперь она носила простое серое платье, которое могла расстегнуть на груди, и белый льняной шарф, прикрывавший волосы и обнаженные плечи. Мадлен даже сняла кольца, а волосы заплела в две толстые косы и уложила на голове.
Собрав остатки завтрака графини, она готовилась к выходу. Морская болезнь, державшая леди Кларис в постели, не помешала знатнй даме допить португальское вино и ругать моряков-наемников за нерасторопность. Похоже, постоянные ворчания и недовольства были постоянными спутниками немолодой леди. Мореходы терпеливо сносили ее гневные тирады, бормоча извинения, когда удавалось их вставить, а, выходя на палубу, перемывали кости капризной особе. И было за что: с рассвета корабль плыл в одиночестве по пустынному морю, без всяких признаков конвоя.
По-видимому, никто не понимал, как могла случиться такая беда.
Еще до пробуждения леди Кларис два джомджомца уверяли Мадлен, возвращавшуюся с молитвы, что, должно быть, сделаны поправки в судовом компасе. Они рассчитывали, что до полудня конвой непременно вернется.
Наемники с Джомджомы всегда славились как прекрасные мореходы, поэтому Мадлен полагала, что они знают, о чем говорят. Но графиня была не столь оптимистична, по крайней мере не столь снисходительна, когда ей представлялась такая благоприятная возможность отчитать кого-нибудь.
– Нам осталось только молить Единого, чтобы вы оказались лучшими воинами, чем моряками, когда нападут пираты! – В гневе у леди Кларис подбородок дрожал от отвращения, словно у морщинистой лысой собачки, мутанта из Централи. – К счастью, принцесса одета, как жена мельника. Охотники до выкупа вряд ли обратят на нее внимание, они всегда похищают знатных барышень вроде меня! Вспомните хотя бы пропавшего недавно Роджера Алую Корону.
Моряки что-то пробормотали в ответ. Они поклонились Мадлен, когда она выходила из каюты с бельем и грязной посудой. Но, проходя мимо, она не заметила в их взглядах особого раскаяния. Возможно, наемников позабавила мысль, что какой-нибудь пират окажется столь неблагоразумным, чтобы похитить эту стерву, леди Кларис.
Мадлен сочувственно им кивнула, ее совсем не волновала пропажа конвоя. Если ее молитвы были услышаны, наемники должны были выкинуть компас за борт и навсегда забыть, куда направляются. Она задержалась на нижней палубе, чтобы помочь служанкам ополоснуть посуду в огромной бадье, которую матросы подвесили к мачте. Сначала они не обратили внимания на громкий крик, вполне обычный, когда члены команды занимались своей работой. Но крики повторились, наверху забегали, послышался топот ног.
Палуба вдруг накренилась. Корабль, сделав резкий поворот, уложил всех ничком на палубу. Служанки завизжали. Посуда громыхала в бадье, когда та, расплескивая воду, начала угрожающе раскачиваться взад-вперед.
Несколько секунд Мадлен лежала в оцепенении. Графиня выкрикивала из каюты какие-то несуразные приказы. Ню истошно мяукала, служанки замерли от ужаса. Мадлен вдруг поняла, что ее нога попала в капкан из пеньковой веревки, и прижалась к доскам, когда огромная бадья полетела в ее направлении, окатив водой.
Только этого не хватало, подумала девушка, но тут же забыла о мелких неприятностях, услышав крик:
– Пираты!
Кларис, получается, как в воду глядела. Или, наоборот, накликала беду.
Мадлен вспомнила Тэдора, словно он мог ее сейчас спасти, явившись на палубу из магического портала, прикусив стебель рами. Нет, этот человек больше никогда не придет. Он остался там, в Монтэрре со своей постылой женой. Этот человек никогда не станет жевать рами, чтобы открыть портал или поколдовать. Он, как центарльцы, верит в здравый смысл. Зато вместо него явился ангел-хранитель и простер над Мадлен свои крылья. Времени на раздумья или молитвы не было, она знала одно: если преодолеет страх, освободит ногу, то сумеет отползти назад, оказавшись вне досягаемости тяжелой бадьи.
Наконец Мадлен встала и перевела дух, успев прикрыть ладонью рот служанке.
– Молчи! – прошептала она. – Хочешь, чтобы нас обнаружили?
Корабль покачивался на волнах, паруса обвисли, но Мадлен не слышала ни шума битвы, ни абордажных криков. К счастью, никто из служанок не пострадал. Они лежали на нижней палубе, уставившись на Мадлен расширенными от ужаса глазами.
– Спрячьтесь!
Пока служанки торопливо искали укрытие среди тюков соломы и парусины, Мадлен вскарабкалась по трапу и осторожно выглянула из люка.