Мама тоже улыбалась, светлые капельки в её глазах обернулись солнышком.
- Ну как ты? - заговорила мама.- По-моему, тебе гораздо лучше… Как в прошлом году… Почему нас так долго не пускали к тебе?
Отец пожал плечами и спросил:
- Мирт, ты принёс фотографии?
- Конечно,- торопливо ответил Мирт, вытащил из внутреннего кармана конверт с фотографиями и стал вынимать по одной.
Отец сначала быстро посмотрел все, а потом начал внимательно разглядывать каждую в отдельности. Мама и Мирт молча следили за его взглядом.
- Сколько же раз ты фотографировал черешни! - воскликнул отец, не отводя глаз от снимков.
- Ты же хотел посмотреть, как они цветут…
У отца задрожали руки, фотографии упали на одеяло. Мама собрала их.
После некоторого молчания отец спросил:
- Сам, говоришь, проявлял?
- Сам… В школьном кружке… Знаешь, мы в одном кабинете устроили фотолабораторию.
- А ты здорово набил руку.
- У нас хороший учитель…
Больной на соседней койке разразился громким кашлем. Все повернулись к нему.
- Позвать сестру? - предложила мама.
- Не надо. Сейчас пройдёт,- сказал отец.
Больной и вправду вскоре успокоился и закрыл глаза.
- Может быть, поешь? - мягко спросила мама.- Смотри, я принесла тебе яблочный рулет.
- Спасибо, Ана, сейчас не хочется…
- Ты же любишь его.
Отец держал в руке сложенные в пачку фотографии.
- Когда я выпишусь,- сказал он Мирту,- мы поедем на несколько дней в Каринтию… В Поляну… Давно я не был на родине…
- Кристина в каждом письме зовёт… И как это я забыла письмо! Ведь нарочно положила на видное место…
- А мне Петер написал - пап, ты ведь его помнишь? - чтоб я приезжал к ним на каникулы.
- Поедем. Втроём. Ты, мама и я… В конце мая я уже буду дома. В это время в Каринтии самая лучшая пора…
- Было бы только тепло, - озабоченно сказала мама.
- Будет тепло, будет… Солнце будет сиять вовсю…
Какая странная была у отца улыбка!
- Мирт, мы пойдём с тобой на шахту, где я скрывался во время войны, ещё до концлагеря…
- Да, ты всё только обещаешь,- укоризненно протянул Мирт.
- Просто ты был ещё мал… А теперь ты уже совсем взрослый, видишь, даже фотографировать научился.- Тут отец озорно улыбнулся.- Пришло время рассказать тебе всё…
- …про дневник, который ты вёл, а потом куда-то засунул,- перебил его Мирт.
- Не засунул, а спрятал, чтоб после войны найти… Но, видно, переусердствовал. Сколько потом ни искал, так и не смог отыскать…
- Должно быть, кто-нибудь случайно наткнулся на него и взял,- вмешалась в разговор мама.
- Нет-нет, это исключено, мой дневник ещё в тайнике, я совершенно уверен в этом,- торопливо говорил отец, немного приподнявшись.
Мама подложила ему под спину подушку.
Тайна отца захватила воображение Мирта. Он чувствовал, что не успокоится до тех пор, пока дневник не будет в его руках.
Отец никогда не раскрывался перед сыном до конца. Тайна отца отныне стала и его тайной.
- Я начал вести дневник в сорок первом году, в тот самый день, когда фашисты ступили на нашу землю… Ты не видел ужасов войны, и мои записки расскажут тебе о них…
- Иван, тебе нельзя столько говорить,-попыталась остановить его мама.- Смотри, ты уже весь вспотел…
Мама вынула носовой платок, чтоб стереть блестевшие у него на лбу прозрачные капельки пота, но отец сам провёл по лбу рукавом.
- Сначала я один искал дневник, потом мне помогал Травник, мой друг детства и боевой товарищ. И опять впустую… Но ведь где-то он должен быть… Не мог же он испариться. Возможно, я искал его не там, где надо. В лагере у меня ослабела память… Не думаю, чтоб после войны кто-нибудь спускался в шахты - там темно и душно, ведь тридцать лет прошло с тех пор, как последние вагонетки доставили наверх уголь…
- Значит, ты точно не помнишь, куда ты его спрятал?
- Нет… Думаю, что сунул его в какое-нибудь углубление в стенке шахты, но точно не помню…
- Иван, может, ты немного поешь? - уговаривала его мама.- Я боюсь за тебя, ты сегодня чересчур разговорился.
- Просто я рад вам. Ведь мы так долго не виделись. Что же, мне и порадоваться нельзя? И потом, мне приятно, что у меня уже такой большой и умный сын… Теперь я смогу взять его с собой в шахту…
- Вот здорово…- горячо шептал Мирт.
Отец немного успокоился, и речь его теперь звучала ровнее и тише.
- Дневник был в твёрдой красной обложке, и там оставалось ещё много чистых страниц. Я не успел их заполнить… Но всё равно я прочёл бы его с величайшим удовольствием.
- Я тоже…
Больной на соседней койке опять закашлялся.